Путешествие на абсолютный полдень

– Мне нужно только попробовать. Вдруг у меня получится? Но ты станешь клятвопреступником, если выберешь себе жену. А что за князь без наследников?

– Даже незаконнорожденные дети князя – все равно его кровь, девочка. От клятвы жреческая коллегия может меня освободить. И освободит, как только я обращусь туда с просьбой. Да, я монах. Но это легко решается, раз я здесь нужен. Что ты хочешь сейчас мне сказать, Ретте? Что из тебя князь Зерелата выйдет лучше, чем из меня? Тогда почему же до сих пор ты не взялась за княжеские дела? Мужчины в нашем роду взрослеют в пятнадцать. Тебе шестнадцать, хоть ты и не мужчина. Почему ты позволяла заозерникам обирать и обижать тебя, нашу мать и весь княжеский город? Ты – избалованный ребенок, Ретте. Княжеский престол только твои фантазии. И все дела твои – баловство и удовольствия при полном небрежении княжескими обязанностями. Зерелат должен принадлежать тому, кто в силах быть князем, а не тому, кто просто этого хочет, как игрушку. Займи положенное тебе место, Ретте, и не лезь больше раскрывать мои несуществующие тайны.

– Какое положенное мне место, брат? Рядом со слепой матерью в комнате без мха и окон? Или, может быть, в монастыре?

– Место в стороне, сестра. Мне доложили, какую жизнь ты ведешь. Так до незаконнорожденных детей гораздо ближе тебе, чем мне. На нашу семью и так свалилось слишком много несчастий одновременно. Ты должна радоваться, что я вернулся, как радуются все в городе и во дворце.

– Ты преувеличиваешь общую радость от своего внезапного появления, брат.

– Ты преувеличиваешь свою ценность для княжеского рода, малышка.

Ретте упрямо наклонила голову.

– Я той же крови, что и ты. И я, по крайней мере, не лгу родной матери.

– Я всего лишь не хочу подорвать ее здоровье сообщением о том, что все не так просто, как она думает. Пусть порадуется, она и так за последние три года доплакалась до слепоты. Я мужчина и решу все свои дела сам. Все будет так, как должно быть, в самое ближайшее время, не сомневайся.

Ретте сощурилась. Выкрашенные алым лаком ноготки вцепились в паз между камнями.

– Теперь из-за тебя, брат, я никогда не выйду замуж.

– Лучше не выйти замуж, – подал голос Лал, – чем быть быть связанной клятвой верности с тем, кто женится на княжеском престоле, а не на тебе. Жалость в таком браке – самое большее, на что ты сможешь рассчитывать.

– Не тебе обсуждать мою жизнь, солдатская шлюха, – все тем же спокойным мелодичным голосом отвечала княжна Ретте. – Такие, как ты, годятся на войне лишь для одного – падать на спину между сражениями.

Лал перехвалил руку Амрая, взлетевшую для пощечины.

– Нет, – сказал он. – Это больной ребенок, Амрай. Больной избалованный ребенок, у которого ты отнял любимую игрушку. Будь милосерден.

Глаза Ретте блестели, как капельки крови, на белоснежной коже неровными пятнами проступил румянец. Амрай шумно перевел дыхание и встряхнул рукавами, пряча под вышитой тканью ладони.

– Если ты не знаешь в этом дворце своего места, Ретте, – строго сказал он, – я тебе укажу на него. Если ты не знаешь своего места в нашей семье, я помогу тебе его найти. Распущенности и разврата хуже, чем в солдатском лагере, я рядом с собой терпеть не стану. К завтрашнему утру ты либо изменишь свою жизнь сама, либо это произойдет с моей помощью, но тогда на снисхождение не рассчитывай. Иди к себе и подумай, о чем мы говорили. И не вздумай вмешивать во все это нашу мать. Ей и так достаточно горя. Хочешь быть взрослой и сильной – покажи, что ты княжна, принимай собственные решения и добивайся цели собственными средствами. Твоим оружием должны стать целомудрие и благоразумие, а не детские мечты и девичьи капризы.

Лал открыл перед Амраем дверь и они покинули комнату. Сквозь оставленную открытой створку вслед им вылетела туфля, в бессильной злобе брошенная Ретте, на излете шлепнулась Амраю в подол ниже колена, и донеслись слова:

– Проповедник хренов! В монастырь свой уезжай проповедовать!

* * *

Следующий день был богат на новости и на события. Сначала Амраю доставили письма из Зан-Заяла.

– К нам едет делегация знакомиться, – сказал он Лалу. – Подбери себе, пожалуйста, женское платье. Послезавтра будем делать для них праздник. Танцевать умеешь?

– Нет.

– И я не умею. Ладно, как-нибудь выкрутимся. Я сегодня весь день в кабинете, так что у тебя полная свобода. Бери кого хочешь в помощь и вперед на поиски по шкафам и сундукам.

Вместо шкафов и сундуков, Лал отправился к Мовэру и застал того изрядно огорченным перед вскрытым сейфом, в котором до сегодняшнего утра хранилось боевое оружие.

– Вот кому это могло понадобиться и для чего, не представляю, – горевал он. – Такая коллекция была, такие предметы редкие. Их даже не продашь – у каждого свое имя, своя история, своя слава...

– Для чего бывает нужно оружие, господин Мовэр, – пожал плечами Лал. – Кого-то всерьез надумали убить, а ничего более годного во дворце не найти. Я так полагаю, о том, что у вас здесь хранится, знали все?

– Знал каждый, кто приходил в зал хоть раз. И каждый пытался туда залезть. Иначе бы я не вешал замок.