Поздно вечером они прибыли в Александрию и подъехали к гостинице. Петер вышел, машина двинулась дальше. Бэй подхватил его багаж и пошел вперед.
— Извините, господин, — произнес голос сзади. — Я — Али, гид, и к вашим услугам.
Петер поблагодарил, но тот крикнул ему вслед:
— Помните: Али! Этого достаточно! Не забудьте: Али! — Это звучало почти как заклинание, как прощальные слова отца при расставании с сыном: «Не забудь родину!»
Был одиннадцатый час, ресторан в гостинице уже закрылся. В Египте, даже в Александрии, осталось мало иностранцев. Прежде чем отправиться в город на поиски ресторана, Петер решил попытаться утолить жажду в буфете. Впервые в Египте ему захотелось выпить кружку пива. Официант улыбнулся, как будто хотел сказать: «На этот раз, уважаемый, я, официант, сильнее, чем ты, гость». Вслух он произнес:
— Мне очень жаль, но сегодня спиртного не подают.
— Почему?
— Праздник.
— Какой праздник?
Официант улыбнулся.
— А, — догадался Петер, — день рождения пророка?
— Да.
— В этот день нельзя пить пиво?
— Нет, нельзя.
— А завтра?
— За завтраком, если вам будет угодно.
Али еще стоял на улице.
— Я провожу вас в ресторан, — сказал он.
Значит, он подслушивал. Петер поблагодарил. Али пошел за ним.
— Вы можете поесть недалеко отсюда, я к вашим у слугам.
Наконец он отстал. С полутемной площади, где помещалась гостиница, Петер завернул на ярко освещенную улицу. Здесь было даже несколько заведений, которые напоминали о французском влиянии: такие же, как во Франции, столы и стулья на тротуарах и в кафе, такие же, накрытые белыми скатертями столики и ресторанах. Почти все они были пусты, официанты стояли без дела и ждали посетителей.
Рестораны выглядели весьма привлекательно, но Петер все же колебался. Многие знакомые египтяне предупреждали его, что иностранцу следует быть очень осторожным в еде. Пища, к которой египтянин привык с детства, к которой в его организме, возможно, образовался иммунитет, может оказаться абсолютно неприемлемой для иностранца. Это относилось даже к самой простой дезинфицированной воде, если употреблять ее и больших количествах, особенно же к овощам и фруктам — на них могут оказаться микробы, вызывающие трудно излечимую амебную дизентерию. Поэтому в крупных отелях для иностранцев фрукты и овощи продолжительное время держат в растворе марганцовки и тщательно промывают.
«Ладно, — подумал Петер, — без ужина можно обойтись, но где бы попить?» Он вышел на оживленную улицу, и тотчас же рядом с ним вырос парнишка и, несмотря на поздний час, предложил почистить ботинки. Едва Петер успел отказаться, подбежал другой парень, постарше, с тем же предложением и стал прогонять младшего. Они еще ссорились, когда Петера атаковал продавец открыток. Петеру показалось, что с другого тротуара к нему решительно направляются еще какие-то молодые люди, он малодушно повернулся и возвратился назад, на ярко освещенную улицу. Все же ему пришлось расстаться с несколькими пиастрами, чтобы охладить коммерческий пыл юных торговцев.
Петер сел у открытого окна большого кафе. Официант принес ему лимонад и кексы. Напротив кафе несколько извозчиков ожидали пассажиров. Рядом стояли столики с фруктами, арахисом и с какой-то едой. Мимо проезжали извозчики. В одной пролетке сидела девушка, в другой — пожилая пара, в третьей — муж чина. Извозчики наряду с черно-оранжевыми такси бы ли, по-видимому, обычным средством передвижения и, по словам официанта, стоили дешевле такси.
— Что-то здесь не особенно людно, — сказал Петер.
Официант пожал плечами.
— Иностранцев нет, — ответил он и ушел.
Крохотный мальчонка остановился на улице у открытого окна, возле которого сидел иностранец. Рубаха мальчика, доходившая до щиколоток босых ног, судя по отдельным светлым пятнам, когда-то, наверно, была белой. Лицо его покрывали грязные разводы, руки, и без того темные, от грязи казались черными. Мальчик заговорил тихо, по-детски доверчиво и быстро, испытующе оглядывая стол. Там в пределах достигаемости лежали сигареты, немного дальше — кексы. Петеру стало жаль ребенка, которого среди ночи послали попрошайничать. Дать ему «бакшиш»[40]
, т. е. деньги, или не стоит поощрять нищенство?— Ля, ля, — сказал Петер.
Малыш не уходил и продолжал говорить гак же тихо, так же мелодично. Голосок у него был нежный, глаза — огромные, он походил на ангела, которому пришлось ночевать в водосточной канаве. Чувство жалости овладело Петером. Сама невинность вымаливала у него милостыню и голосом эоловой арфы твердила: «Бакшиш, бакшиш!».
Петер дал мальчику кексы и смотрел вслед, как он уходил, унося их в руках.
Куда? Кто знает…
Тень Клеопатры
В полутемную комнату проникли далекие звуки автомобильных гудков. Наступило утро. Петер распахнул балконную дверь и замер как вкопанный. Перед ним серебрилось Средиземное море. Оно раскинулось за защитными молами до самого горизонта, и только зеленая полоса да одиноко белевший парус нарушали его синеву.