не было людей счастливее нас, когда на следующее утро мы увидели справа и
слева группы юрт и везде, где мы проходили, слышали дружеское "Аман
гельдиниз!" ("С благополучным прибытием!"). Так как у нашего Ильяса в лагере
были друзья, он пошел за теплым хлебом и другими дарами курбана
(праздничными дарами). Он вернулся изрядно нагруженный и разделил между нами
мясо, хлеб и кумыс (кис-лый, острый напиток из кобыльего молока). Не прошло
и часа, как возле нас собралось много богобоязненных кочевников, чтобы
удостоиться нашего рукопожатия и таким образом со-вершить благочестивый
поступок. Благословение здесь было прибыльным делом, потому что за четыре
или пять *[92] *благословений я получил порядочно хлеба и несколько кусков
верб-люжьего мяса, конины и баранины.
Мы перешли через множество ябов (искусственные ороси-тельные каналы) и
в полдень добрались до пустой цитадели под названием Ханабад, чья квадратная
высокая стена виднелась на расстоянии 3 миль. Здесь мы провели весь день и
вечер; солнце жгло, и было очень приятно дремать в тени стены, хотя я лежал
на голой земле, с камнем под головой вместо подушки. Мы выехали из Ханабада,
который находится в 25 милях от Хивы, еще до рассвета и были очень удивлены,
не увидев на всем нашем пути (30 мая) ни одной юрты; вечером мы даже
очутились между двух высоких песчаных холмов, так что я подумал, что опять
попал в пустыню. Мы как раз сидели за чаем, когда выпущенные пастись на луг
верблюды забегали как бешеные. Не успели мы еще и подумать, что их кто-то
преследует, как показались пять всадников, спешивших галопом к нашему
лагерю. Сменить пиалы на ружья и выстроиться в цепь для стрельбы было
секундным делом. Всадники между тем медленно приближались, и вскоре туркмены
по поступи коней заключили, что мы, к счастью, ошиблись и вместо врагов
приобрели дружескую охрану.
На следующее утро (31 мая) мы прибыли в узбекскую де-ревню, которая
относится к каналу Ак-Яб: здесь кончается пустыня между Гёмюштепе и Хивой.
Жители названной деревни, первые узбеки, которых мне довелось увидеть, были
очень хорошими людьми. По здешнему обычаю мы обошли дома и собрали хорошее
подаяние чтением первой суры Корана ('Фатиха'). Спустя долгое время тут я
снова увидел некоторые вещи с дорогого мне Запада, и сердце мое сильнее
забилось от радости. Мы еще сегодня могли бы доехать до дома нашего Ильяса,
так как здесь уже начинается населенная хивинскими йомутами деревня под
названием Ак-Яб, но наш друг был несколько честолюбив и не хотел, чтобы мы
явились незваными гостями; поэтому мы переночевали в двух часах пути от его
жилья, у его богатого дяди Аллахнаср-бая, (Бай или бий, в Турции бей,
означает 'благородный господин'^53 .) который принял нас с особой
приветливостью. Тем временем Ильяс сумел известить свою жену о нашем
прибытии, и на следующее утро ( 1 июня) мы торжественно въехали к нему в
деревню, причем навстречу нам спешили с приветствием его бесчисленные
близкие и дальние родственники. Он предложил мне для жилья премиленькую
кибитку, но я предпочел его сад, потому что там росли деревья, чьей тени
жаждала моя душа. Давно уже я их не видел!
Во время моего двухдневного пребывания среди наполовину цивилизованных,
т. е. наполовину оседлых, туркмен больше всего меня поразило, какое
отвращение питают эти кочевники ко всему, что именуется 'дом' или
'правительство'. Несмотря на *[93]* то что они уже несколько столетий живут
рядом с узбеками, они ненавидят их традиции и обычаи, избегают общения с
ними, и, хотя родственны по происхождению и языку, узбек в их глазах такой
же чужак, как для нас готтентот.
Немного отдохнув, мы продолжили путь к столице. Мы миновали Газават,
где как раз была еженедельная ярмарка, и нашему взору впервые предстала
жизнь хивинцев; переночевали мы на лугу перед Шейхлар Калеси, где я
познакомился с самыми большими и с самыми нахальными комарами в моей жизни.
Всю ночь они мучали верблюдов и путников, и я был не в самом лучшем
настроении, когда утром, после того как провел ночь, не сомкнув глаз,
садился на своего верблюда. По счастью, муки бессонницы вскоре были забыты
под впечатлением прекрасней-шей весенней природы, которая при приближении к
Хиве стано-вилась все пышнее. Раньше я думал, что Хива показалась мне такой
прекрасной по контрасту с пустыней, чей страшный образ еще стоял у меня
перед глазами. Но даже сегодня, после того как я вновь увидел прелестнейшие
уголки Европы, я по-прежнему нахожу прекрасными окрестности Хивы с ее
маленькими, похо-жими на замки, ховли, (Ховли, т.е. буквально 'луч', здесь
употребляется в значении нашего слова 'двор'. В ховли находятся юрты,
конюшни, хранилища для фруктов и другие помещения, относящиеся к жилью
узбека (сельского жителя)^54 .) затененными высокими тополями, с ее
красивыми лугами и полями. Если бы поэты Востока настраи-вали свои лиры