Путешествие по Средней Азии

константинопольских турок" (Однажды ко мне пришел слуга везира с маленьким

тощим человеком; я должен был проверить, действительно ли он араб из

Дамаска, как он утверждал. Когда он вошел, я тотчас обратил внимание на

черты его лица: я счел его европейцем; мое удивление еще более возросло,

когда он начал говорить, и я обнаружил, что произношение у него отнюдь не

арабское. Он сказал мне, что предпринял паломничество в Хотан (в Китае) к

гробу Джафар бен Садыка и на этих днях хочет продолжить путешествие. На его

лице во время нашей беседы можно было заметить беспокойство. Мне было очень

жаль, что я не смогу его увидеть еще раз, так как я был склонен думать, что

он играл такую же роль, как и я.)

* [143] *Когда Рахмет-бий увидел, что ничего не удается сделать даже

через подосланных лиц, он велел позвать меня к себе, конечно, в форме

вежливого приглашения на плов, где должен был присутствовать также цвет

бухарских улемов. Придя к нему, я понял, что мне предстоит тяжелое

испытание, так как все заседание было созвано для тою, чтобы устроить мне

своего рода экзамен, во время которого мое инкогнито должно было пройти

боевое крещение. Я сразу заметил опасность и, чтобы меня не застал врасплох

тот или иной вопрос, сделал вид, что стремлюсь все узнать, и сам задал этим

господам множество вопросов по поводу различий между религиозными принципами

фарз, суннет, ваджиб и мустахаб. (Имеется четыре степени важности заповедей

ислама. "Фарз" обозначает заповедь, высказанную Богом через пророка,

"суннет" - слова самого пророка, не вдохновленные Богом. Два последних

слова, "ваджиб" и "мустахаб", означают предписания, которые исходят от более

поздних толкователей Корана^84 . Первые обязательны для всех, вторые

предоставляется исполнять каждому по его усмотрению.) Мое усердие

понравилось, и вскоре развернулась острая дискуссия по многим пунктам

Хидайета, Шерхи Векайе^83 и других книг, трактующих подобные темы. Я с

осторожностью принимал участие в дискуссии, но громко расхваливал

превосходство бухарских мулл не только надо мной, но и над всеми

константинопольскими улемами. Короче говоря, я и здесь счастливо вышел из

положения. Высоко-чтимые муллы знаками и словами дали понять Рахмет-бию, что

его осведомитель сильно заблуждается и что я хотя еще и не "крепкий мулла",

но все же человек, находящийся на пути к свету истинного знания.

После этого я жил в Бухаре довольно спокойно. Обычно я вначале дома

исполнял долг, который возлагал на меня как на дервиша мой сан. Затем и шел

на книжный базар, состоявший из 26 лавок, где печатное произведение все еще

было редкостью. Здесь и в домах книготорговцев, где и размещаются крупные

склады, я видел немало сокровищ, которые были бы для наших историков,

изучающих Восток, и филологов чрезвычайно полез-ны, но приобретение которых

для меня оказалось невозможно, потому что, во-первых, у меня не было

достаточно средств, а во-вторых, интерес к светским занятиям мог повредить

моему инкогнито. Привезти то немногое, что я купил на книжных базарах Бухары

и Самарканда, стоило мне больших трудов. Сердце мое обливалось кровью, когда

я вынужден был оставить произведения, которые смогли бы заполнить

значительные про-белы в наших востоковедческих исследованиях.

С книжного рынка я обычно шел на довольно отдаленный Регистан, который

хотя и был более просторен и люден, чем уже упоминаемый мною Леби Хауз, но

далеко не был столь привле-кателен. Здесь тоже есть пруд, окруженный чайными

лавками. С берегов его можно увидеть расположенную на другой стороне на

значительном возвышении крепость, или дворец (арк), эмира.

* [144] *Портал, над которым вделаны часы, имеет мрачный, отпугиваю-щий

вид, и меня охватывал таинственный ужас, когда я проходил мимо этого гнезда

тирании, где многие мои предшественники были убиты, да и сейчас три

несчастных европейца томились здесь далеко от родины, лишенные всякой

помощи. (Это те три итальянца, которые были арестованы в то время, когда я

был в Бухаре, и которые позже, лишившись всего, что у них было, спасли жизнь

лишь благодаря содействию русского правительства.) Рядом с воротами на земле

стояли 14 медных пушек с разукрашенными длинными стволами. Они были присланы

сюда эмиром как трофеи его победного похода на Коканд. Справа от дворца

возвышается Масджиди-Килян, самая большая мечеть Бухары, которую построил

Абдулла-хан Шейбани.

Хотя Регистан находится почти что перед глазами у эмира, все же нет во

всей Бухаре и, может быть, даже во всем Туркестане места, где бы совершалось

столько мерзских греховных преступ-лений, как здесь. Известен отвратительный

порок жителей восточных стран, который рождается на берегах Босфора и чем

дальше на восток, тем заметнее, достигает здесь наивысшей точки. Над вещами,

которые крайне возмутили бы наши евро-пейские чувства, здесь смеются как над

невинной шуткой. Даже религия, которая наказывает смертью малейшие ошибки в