Путешествие по жизни в науке из века ХХ в век XXI

После того как биологи доложили о резком различии в действии модификаций препарата, созданных и представленных лабораторией Б.П. Белоусова, которые колебались от очень высокого защитного действия до его полного отсутствия, Б.П. Белоусов объявил, что это был один и тот же препарат, из одной партии, из одной «баночки», но после расфасовки зашифрованный по-разному, в разных пробирках. Были шум и «разрыв дипломатических отношений», но порядок в работе биологов этой группы удалось навести. Вскоре исследования были завершены с успехом.

А колбочка продолжала мерцать, особенно по вечерам. «Почему Вы не опубликуете результаты своей работы в больших журналах, ведь Ваше реферативное сообщение может пройти незамеченным и Вы потеряете свой приоритет?»

Ответ на этот вопрос был для меня тогда малопонятным. «Зачем? Ведь главное в том, чтобы понять суть явления, а я хотя и открыл его, но объяснить этого полностью пока не могу; у меня просто не хватит оставшейся жизни».

В конце концов, под давлением друзей он послал статью в солидные журналы. И… получил резко отрицательные рецензии с утверждением «экспертов», что «такого быть не может».

Статьи тогда не были опубликованы. Однако в нашей стране нашелся патриот – профессор Симон Эйлевич Шноль, который начал борьбу и добился признания приоритета Б.П. Белоусова. Лишь 22 апреля 1980 г. Б.П. Белоусову (совместно с другими) была присуждена Ленинская премия за открытие и исследования автоволновых процессов в химических и биологических системах.

Официальное признание не застало в живых этого великого ученого нашего времени. Борис Павлович Белоусов умер 12 июня 1970 г., и мировая известность первооткрывателя пришла к нему уже посмертно.

Путешествие на Дальний Восток, через Байкал, Амур во Владивосток, на остров Путятин

Контакты и дружба с такими выдающимися учеными и настоящими людьми благотворно влияли на мою работу.

Несколько позже к биологическим исследованиям Н.М. Эмануэль подключил мощную группу, точнее отдел для изучения автоокисления и биоантиокислителей под руководством выдающегося ученого и очаровательной женщины Елены Борисовны Бурлаковой.

Она организовала регулярные конференции «Биоантиоксидант» с публикацией их трудов. Под её руководством работали А.В. Алесенко, Н.П. Пальмина, Н.Г. Храпова, Е.М. Молочкина, И.А. Селенкова. Насколько велик был потенциал этой группы, ясно теперь, когда они стали ведущими учёными, докторами наук.

У нас началось творческое научное соревнование с обменом идей и результатов исследований, что очень стимулировало мои исследования, да и Борис Николаевич не давал нам «засохнуть».

50-е и 60-е годы были годами бурного развития советской биологии, в первую очередь биофизики и молекулярной биологии. К Б.Н. Тарусову как одному из ведущих ученых в большом количестве в аспирантуру стремились выпускники как университета, так и медицинских вузов.

Б.Н. поступал творчески. Таких явно перспективных самоопределившихся выпускников МГУ, как Владимир Веселовский, Геннадий Попов, Борис Леонов, он брал себе. А вот «неопределенных» выпускников медицинских вузов «раздавал» своим сотрудникам. Так под моё руководство попал юный врач Юрий Николаевич Филиппов. Интересных вопросов было много, и он сразу был включен в исполнение экспериментов. Его медицинское образование значительно расширило область исследований. Мы стали работать не только с животными, но и с органами человека.

Героическим эпизодом была экскурсия на Дальний Восток на остров Путятин, где находился один из крупных наших рыбокомбинатов в Тихом океане, точнее в Японском море.

Инициатором был Борис Леонов – врач по специальности, но патриот биологии – клетки. Всем нам хотелось иметь «дисциплинированные клетки» – т. е. массу клеток, которые находились бы в одной фазе – понятнее, чтобы масса клеток одновременно делилась.

Такой объект в природе нашелся – это ЯЙЦА (икра) МОРСКОГО ЕЖА, которых много было в наших дальневосточных водах. Я «пробил» такую командировку из трех человек – Боря Леонов, техник для обслуживания аппаратуры и я.

И поехали на поезде. Ехали, ехали, надоело. Доехали до Байкала. Жара была 25–30 °C, решили искупаться в Байкале. Вылезли – жара – с разбегу в Байкал, а там температура воды 14–15 °C. Ну, окунулись и всё, есть, что вспомнить. На суше жара, кое-как растянули палатку и за это кое-как поплатились. Ночью налетела буря – температура упала до 4–6 °C, холодный ливень, сильный ветер сорвал нашу палатку. Мы за неё ухватились, так всю ночь и держали в руках. Промокли, продрогли, утром быстро собрали вещи и на станцию к киоску, к спасительной пол-литре нашей родной водки.

Переехали АМУР – величественная река, нам показалось, что он шире Байкала.