Стремясь отогреться, вурмек и девушка сели у потрескивающей углями печи, и постепенно вместе с теплом к ним стало возвращаться спокойствие. Страх сменился чувством уюта. Осмелев, друзья прервали молчание. Они старались говорить негромко и, как и раньше, завели беседу о совершенно незначительном, но невероятно близком им обоим и, подшучивая друг над другом, беззаботно хихикали. Точно сговорившись, они поступали так всякий раз, когда их мысли отягощали страхи и сомнения, единственным избавлением от которых могла быть лишь беззаботная болтовня о самых трогательных и забавных моментах, пережитых вместе. Друзья вспоминали своё знакомство в Симэре и то, как разыгрывали близнецов в трактире Заава; вспоминали, как Пуэр учил вурмека плавать, привязав его к корабельной лебёдке, и как тот повисал на её канате, отказываясь касаться воды. Денизьям напомнила Горену о случае в кухне амако, когда ему, по незнанию, подали осьминога и девушка, полив его рассольной водой, гонялась за убегающим вурмеком с бьющимся в конвульсиях, мёртвым моллюском в руке. Они вспомнили, как вместе с ребятнёй катались на замёрзшей корабельной палубе и как считали падающие звёзды, сидя ночью на крыше; как Денизьям ввязалась в драку с соседской девицей за право первой сесть в лодку рыбаков и, победив соперницу, потом несколько дней красовалась с подбитым глазом. Сдерживая порывы смеха, друзья журили друг друга за неспособность быть тише и снова хохотали. Посреди незнакомого и опасного города, окруженные чуждыми и такими непонятными им существами, Горен и Денизьям спасали себя от паники как могли. Их двоих было так мало в переполненном пороками Гноле. Но всякое родное имя, произнесённое девушкой или вурмеком вслух, рождая любимые образы, помогало им не чувствовать себя одинокими. Друзья кутались в свои уютные воспоминания, будто в тёплое одеяло, укрываясь в них от своих подозрений, неуверенности и страхов. Беззаботные истории из прошлого пробуждали в душах Денизьям и Горена надежду на то, что мир, как и раньше, найдёт способ помочь им даже в самую трудную минуту.
На улицах Гноля царила ночь. Гуляки разбрелись по домам и питейным, в окнах жилищ пангосса погас свет. Город разгула, наконец, утомился и уснул. Смех и голоса в комнате ящера-толстяка смолкли. Зажженные им свечи давно догорели и, оплыв, застыли в подсвечниках развесистыми восковыми буклями. За решетчатой дверкой печи тихо потрескивали уже почти потухшие угли. Горен и Денизьям спали. Разговорившись, они совсем позабыли о голоде и толстяке, что отправился на поиски съестного, а когда время пошло за полночь, уснули. Друзья спали так крепко, что не услышали, как по коридору дома застучали громкие шаги и входная дверь, чуть скрипнув, отворилась. В узком проёме между дверью и стеной появилось круглое лицо толстяка. Он огляделся по сторонам и, открыв дверь шире, шепотом произнёс:
– Они здесь.
Оттолкнув ящера в сторону, в комнату ворвались двое. В ночном полумраке фигуры вошедших были едва различимы, но по грузному лязгу одежд можно было без труда определить их принадлежность. Это были воины наследницы. Не произнеся ни слова, они бросились к спящим вурмеку и девушке и в один миг скрутили их. Друзья не успели даже опомниться, как оказались связанными по рукам.
– Я зажгу свет,– хрипло сказал ящер, запаливая масляную лампу.
Комната озарилась светом и Денизьям и Горен с ужасом осознали, что попали в ловушку, выбраться из которой им вряд ли удастся.
– Как говаривала моя покойная мамаша: рука нужна не только для того чтобы держать ею ложку, но и для того, чтобы взять то, что тебе причитается,– с улыбкой произнёс ящер, подходя к воинам.
Один из них запустил руку в карман и высыпал в протянутую толстяком ладонь несколько блестящих монет.
– Будьте любезны, ключ,– сказал пангосса, ощупывая карманы изворачивающейся Денизьям.
Найдя его, ящер подошёл к комоду, взял стоящую на нём деревянную резную шкатулку и, открыв её ключом, положил внутрь полученные монеты. В глазах девушки сверкнул огонёк ярости. Она попыталась вырваться из рук воина, но тот удержал её и толкнул вперёд к входной двери.
– Легковерие, моя дорогая, легковерие!– крикнул толстяк вдогонку Денизьям.
– Будь ты тысячу раз проклят!– обернувшись, прошипела девушка сквозь зубы.
В ответ, ящер улыбнулся и довольно погладил себя по бокам.
Воины и пленённые ими вурмек и девушка вышли из дома и неспешно пошли по промёрзшей заснеженной дороге.