Путешествие в Россию

Но поскольку эта революция руководствовалась идеологией и поскольку ею до сих пор управляют идеологи, то, что от этой революции осталось, представляют так, как будто управляют на социалистический лад, будто действительно строят социализм. На первый взгляд по-прежнему кажется, что эта страна – и вправду новый мир. Кажется, будто нет больше классов, какие есть в Европе. Но очень скоро начинаешь замечать, что это – фальшивая, завуалированная номенклатура для прежних сословий, прекрасно нам известных. Вопрос о социальном положении, о том месте, которое занимает отдельный человек в социальной структуре страны, уже не самый важный. Кто вы: аристократ, промышленник, купец, среднее сословие, пролетарий? Вопрос не актуален. Во-первых, существует не так много профессий, несущих на себе четкий отпечаток социального класса. Так что людей в сегодняшней России делят на коммунистов, пролетариев, сочувствующих коммунистам, честных беспартийных, хранящих нейтралитет, оппозиционеров, которые, правда, не имеют возможности протестовать, но таят протест в душе. Поскольку почти все люди свободных профессий – бывшие купцы, адвокаты, директора банков, фабриканты – теперь ходят в присутствие и получают жалование – их в статистике можно причислить к пролетариату или к полупролетариату. По революционным праздникам они усердно маршируют в пролетарской колонне, правда, скорее от страха, чем по убеждению. Они шагают на демонстрациях и маршем входят в статистику вместе со всеми. И на первый взгляд получается, будто из 140 миллионов русских по меньшей мере 130 на стороне коммунистов. Я не думаю, что это осознанная подтасовка. Коммунисты сами обманываются относительно отношения населения к их идеологии. Ибо властвующие ныне коммунисты давно уж не рафинированные диалектики прежних лет. Это исправные, бодрые, посредственные оптимисты и догматики. Их представления о воздействии коммунистической идеологии на русского непролетария столь же наивны, как их представления о буржуа. Достаточно посмотреть русский фильм, но не из тех, что отправляют в Западную Европу – эти-то по большей части хороши, а выбрать один из многочисленных фильмов внутреннего пользования, рассчитанных на глухоту закрытой страны к миру, где на сцену выходит злой буржуин. У него всегда цилиндр и толстое пузо. Он любя охватывает [рукопись далее повреждена, два следующих слова прочтению не поддаются] и его черное сердце полно злобы к пролетарию. Впрочем, это меня не удивляет. Ведь даже самые разумные из вождей коммунистической партии настоящего буржуа никогда в жизни вблизи не видели. Они хотя и жили в западноевропейских городах, но исключительно в пролетарских кварталах, у них, к сожалению, не было возможности увидеть дом буржуа, поэтому всякий раз, говоря о буржуазии, они используют примитивные, пошлые клише, в лучшем случае имея в виду швейцарского буржуа, откуда-нибудь из Цюриха, любимого города их эмиграции.

Но это так, между делом.

Однако даже для не очень внимательного наблюдателя Россия будет выглядеть буржуазной, если не учитывать одну особенную группу, служащую постоянным доказательством того, что все остальные – коммунисты. Это нэпманы, новая буржуазия. Их породила сама революция. Они революции не боятся. Если обуржуазившегося революционера я назвал большевистским буржуа, нового русского буржуа можно назвать буржуазным большевиком. Я имею в виду большевизм в том его примитивном смысле, в каком это слово использовали русские крестьяне во время войны. Они говорили: большевики – это парни, при которых жить можно. Но коммунисты – это евреи, которых надо убивать. То есть для крестьян большевик был герой, обладал отвагой авантюриста. Ирония революции в том, что единственные большевики в упомянутом выше смысле – это буржуазные купцы. Если вы хотите представить нового русского буржуа, вам придется вспомнить нашего спекулянта времен инфляции. Впрочем, то должен быть спекулянт русского масштаба. Нечто вроде сухопутного пирата, свободного как ветер и бесправного. Но он вообще на права не ориентируется. Он отказывается от прав в государстве, которое ненавидит и с которым борется. Между ним и государством непрерывная война. Новый буржуа сидит по тюрьмам, но от многих ему удается уклониться.

Русский театр: в партере Frankfurter Zeitung, 5.2.1927

Публика в московских театрах не такая, как в провинции. В Москве у многих контрамарки, в провинции – абонементы.