Путешествия Гулливера (Gulliver's Travels)

I assured him, "that I was as well shaped as most of my age; but the younger, and the females, were much more soft and tender, and the skins of the latter generally as white as milk."	Я стал уверять его, что я так же хорошо сложен, как и большинство моих сверстников; но что подростки и самки гораздо более деликатны и нежны, и кожа у самок обыкновенно бывает бела, как молоко.
He said, "I differed indeed from other Yahoos, being much more cleanly, and not altogether so deformed; but, in point of real advantage, he thought I differed for the worse: that my nails were of no use either to my fore or hinder feet; as to my fore feet, he could not properly call them by that name, for he never observed me to walk upon them; that they were too soft to bear the ground; that I generally went with them uncovered; neither was the covering I sometimes wore on them of the same shape, or so strong as that on my feet behind: that I could not walk with any security, for if either of my hinder feet slipped, I must inevitably fail."	Хозяин ответил мне, что я действительно отличаюсь от других еху, что я гораздо опрятнее их и далеко не так безобразен, но с точки зрения подлинных преимуществ сравнение с ними будет, по его мнению, не в мою пользу. Так, мои ногти мне совсем ни к чему ни на передних, ни на задних ногах; передние мои ноги, собственно, нельзя даже назвать ногами, так как он никогда не видел, чтобы я ходил на них; они слишком нежны, чтобы выдержать соприкосновение с твердой землей, и я по большей части держу их открытыми, а если иногда и закрываю, то покровы эти не той формы и не так прочны, как те, что я ношу на задних ногах; таким образом, я не могу ходить уверенно, потому что если одна из моих задних ног поскользнется, то я неизбежно должен упасть.
He then began to find fault with other parts of my body: "the flatness of my face, the prominence of my nose, mine eyes placed directly in front, so that I could not look on either side without turning my head: that I was not able to feed myself, without lifting one of my fore-feet to my mouth: and therefore nature had placed those joints to answer that necessity.	Затем он стал находить недостатки в остальных частях моего тела: плоское лицо, выдающийся нос, глаза, помещенные прямо во лбу, так что я не могу смотреть по сторонам, не поворачивая головы, не могу есть, не прибегая к помощи передних ног, для чего, вероятно, природа и наделила их столькими суставами.
He knew not what could be the use of those several clefts and divisions in my feet behind; that these were too soft to bear the hardness and sharpness of stones, without a covering made from the skin of some other brute; that my whole body wanted a fence against heat and cold, which I was forced to put on and off every day, with tediousness and trouble: and lastly, that he observed every animal in this country naturally to abhor the Yahoos, whom the weaker avoided, and the stronger drove from them.	Он не понимал назначения расчлененных отростков на концах моих задних ног; по его мнению, не покрытые кожей какого-нибудь другого животного, они слишком нежны для твердых и острых камней, да и все мое тело не имеет никакой защиты от стужи и зноя, кроме платья, и я обречен на скучное и утомительное занятие ежедневно надевать и снимать его. Наконец, по его наблюдениям, все животные этой страны питают инстинктивное отвращение к еху, причем более слабые убегают от них, а те, что посильнее, прогоняют их от себя.
So that, supposing us to have the gift of reason, he could not see how it were possible to cure that natural antipathy, which every creature discovered against us; nor consequently how we could tame and render them serviceable.	Таким образом, если даже допустить, что мы одарены разумом, все же непонятно, как мы могли не только победить эту общую к нам антипатию всех живых существ, но даже приручить их и заставить служить себе.
However, he would," as he said, "debate the matter no farther, because he was more desirous to know my own story, the country where I was born, and the several actions and events of my life, before I came hither."	Однако он не стал вести дальнейшее обсуждение этого вопроса, потому что ему больше хотелось выслушать историю моей жизни, узнать, где я родился и что со мною было до моего прибытия сюда.