Путешествия Гулливера (Gulliver's Travels)

In ten days, Don Pedro, to whom I had given some account of my domestic affairs, put it upon me, as a matter of honour and conscience, "that I ought to return to my native country, and live at home with my wife and children."	Через десять дней по моем приезде дон Педро, которому я рассказал кое-что о своей семье и домашних делах, заявил мне, что долг моей чести и совести требует, чтобы я вернулся на родину и жил дома с женой и детьми.
He told me, "there was an English ship in the port just ready to sail, and he would furnish me with all things necessary."	Он сказал, что в порту стоит готовый к отплытию английский корабль, и выразил готовность снабдить меня всем необходимым для дороги.
It would be tedious to repeat his arguments, and my contradictions.	Было бы скучно повторять его доводы и мои возражения.
He said, "it was altogether impossible to find such a solitary island as I desired to live in; but I might command in my own house, and pass my time in a manner as recluse as I pleased."	Он говорил, что совершенно невозможно найти такой пустынный остров, на каком я мечтал поселиться; в собственном же доме я хозяин и могу проводить время каким угодно затворником.
I complied at last, finding I could not do better.	В конце концов я покорился, находя, что ничего лучшего мне не остается.
I left Lisbon the 24th day of November, in an English merchantman, but who was the master I never inquired.	Я покинул Лиссабон 24 ноября на английском коммерческом корабле, но кто был его хозяином, я так и не спросил.
Don Pedro accompanied me to the ship, and lent me twenty pounds.	Дон Педро проводил меня на корабль и дал в долг двадцать фунтов.
He took kind leave of me, and embraced me at parting, which I bore as well as I could.	Он любезно со мной распрощался и, расставаясь, обнял меня, но при этой ласке я едва сдержал свое отвращение.
During this last voyage I had no commerce with the master or any of his men; but, pretending I was sick, kept close in my cabin.	В пути я не разговаривал ни с капитаном, ни с матросами и, сказавшись больным, заперся у себя в каюте.
On the fifth of December, 1715, we cast anchor in the Downs, about nine in the morning, and at three in the afternoon I got safe to my house at Rotherhith. [546]	5 декабря 1715 года мы бросили якорь в Даунсе около девяти часов утра, и в три часа пополудни я благополучно прибыл к себе домой в Росергайс.
My wife and family received me with great surprise and joy, because they concluded me certainly dead; but I must freely confess the sight of them filled me only with hatred, disgust, and contempt; and the more, by reflecting on the near alliance I had to them.	Жена и дети встретили меня с большим удивлением и радостью, так как они давно считали меня погибшим; но я должен откровенно сознаться, что вид их наполнил меня только ненавистью, отвращением и презрением, особенно когда я подумал о близкой связи, существовавшей между нами.
For although, since my unfortunate exile from the Houyhnhnm country, I had compelled myself to tolerate the sight of Yahoos, and to converse with Don Pedro de Mendez, yet my memory and imagination were perpetually filled with the virtues and ideas of those exalted Houyhnhnms.	Ибо хотя со времени моего злополучного изгнания из страны гуигнгнмов я принудил себя выносить вид еху и иметь общение с доном Педро де Мендес, все же моя память и воображение были постоянно наполнены добродетелями и идеями возвышенных гуигнгнмов.