Путешествия и приключения капитана Гатерраса

Недели две путешественники усиленно охотились и запасли много свежего мяса. Били белых куропаток и рябчиков, мясо которых превосходно. Охотникам не приходилось удаляться от форта. Дичь сама шла на них и своим присутствием оживляла безмолвные берега и бухту Виктории, представляя радостное для глаз зрелище.

Так, в охоте, незаметно прошли две недели после встречи с медведями, и оттепель продолжала свое дело. Термометр поднялся до нуля по Цельсию; горные потоки журчали в оврагах, и на склонах холмов образовались тысячи водопадов.

Доктор расчистил около акра земли и засеял его крессом, щавелем и ложечной травой — растениями, отлично помогающими против цынги. Из земли уже показались маленькие зеленые листочки, как вдруг ударил страшный холод.

В одну ночь, при жестоком ветре, термометр опустился до — 22°. Все замерзло: птицы, земноводные, четвероногие исчезли, как по волшебству; тюленьи отдушины затянулись льдом: трещины на ледяных полях закрылись; лед снова стал тверд, как гранит, а водопады, захваченные морозом в своем падении, застыли хрустальными лентами.

Эта внезапная перемена произошла в ночь с 11 на 12 мая. Когда на следующее утро Бэлл попытался высунуть наружу нос, то чуть его не отморозил.

— Вот она, эта полярная природа! — вскричал несколько озадаченный доктор. — Какие штуки выкидывает! Ну что ж, начну посев во второй раз.

Гаттерас отнесся к этому менее философски: ему не терпелось предпринять новые разведки, но волей-неволей пришлось покориться.

— И долго еще будут стоять такие холода? — спросил Джонсон.

— Ну нет, мой друг,— ответил доктор.— Это последние холода. Вы же понимаете, что мороз здесь у себя дома и без борьбы он не сдается.

— А он таки не плохо защищается,— заметил Бэлл, потирая себе лицо.

— Да! Но мне бы следовало этого ожидать,— сказал доктор,— и не тратить попусту семян, точно какой-нибудь неуч, тем более что вырастить их можно было и у кухонной печи.

— Как,— сказал Альтамонт,— вы могли предвидеть эту перемену температуры?

— Конечно, не будучи даже пророком! Следовало поручить мои посевы покровительству святых Мамерта, Панкратия и Сервазия, память которых празднуется 11, 12 и 13-го числа настоящего месяца.

— Но какое влияние могут иметь эти три святых мужа на температуру?

— Очень даже большое, если верить садоводам: они их называют «тремя студеными святыми».

— Почему же?

— Потому что в мае обычно наступают периодические холода, и наибольшее понижение температуры наблюдается между 11—13-м числами.

— Факт, действительно, интересный. Но чем его объясняют?—спросил Альтамонт.

— Его объясняют двояко. Одни считают причиной то, что в эту пору года между Землей и Солнцем проходит большое количество астероидов; другие объясняют это таянием снегов, во время которого из воздуха поглощается значительное количество теплоты. Обе причины возможны. Но следует ли их допускать безусловно? Ответить на это я не могу. Однако, не будучи вполне убежден насчет правильности объяснения, я не питаю ни малейшего сомнения относительно самого факта и не должен был бы упускать это из виду и... губить свои посевы.

Доктор оказался прав. По той или иной причине, но всю вторую половину мая стояли сильные холода. Пришлось отказаться от охоты, и не столько из-за мороза, сколько вследствие полного отсутствия дичи. К счастью, запасы свежего мяса далеко еще не истощились.

Снова началось томительное безделье, В течение следующих пятнадцати дней, с 11 по 25 мая, не случилось ничего особенного, если не считать болезни Бэлла, которого внезапно поразила жестокая ангина. Гланды его сильно распухли и покрылись налетом. Клоубонни был тут в своей стихии, и болезнь, очевидно не рассчитывавшая на его вмешательство, отступила. Лечение отличалось крайней незатейливостью, а аптека была под рукой. Доктор клал в рот пациенту небольшие кусочки льда; через несколько часов опухоль начала уменьшаться, налеты исчезали. Сутки спустя Бэлл уже был на ногах.

Всех изумила эта простота врачевания.

— Север — страна горловых болезней, — говорил Клоубонни, — поэтому необходимо, чтобы рядом с болезнью находилось и лекарство!

— Лекарство и, главное, лекарь,— добавил Джонсон, в глазах которого доктор поднялся теперь на недосягаемую высоту.

Клоубонни решил серьезно поговорить с Гаттерасом. Нужно было отговорить капитана от его намерения подняться к северу, не беря с собой ни шлюпки, ни лодки, ни даже куска дерева, на которых можно было бы переправиться через пролив. Капитан ни за что не соглашался плыть в шлюпке, сделанной из остатков американского судна.

Доктор не знал, как и приступить к делу. Между тем откладывать было нельзя, так как времени оставалось немного: в июне пора было отправляться. Наконец, после долгих колебаний, доктор отвел Гаттераса в сторону и ласково сказал ему:

— Гаттерас, считаете ли вы меня своим другом?

— Разумеется! — с живостью ответил капитан.— Лучшим и даже единственным другом!

— А если бы я дал вам один непрошенный совет, будете ли вы считать его бескорыстным?

— Конечно! Ведь я же знаю, что личный интерес никогда не руководит вами. Но в чем дело?