Шум был оглушительный. Сравнение с плачем ребенка у Соннера, хотя и далеко не точное, хорошо характеризовало их крики, но не учитывало их интенсивность. Даже группа самых здоровых детей не могла бы произвести и десятой доли этого ужасного шума. Несколько животных пели хором, и каждое издавало странное завывание, скользя по всей шкале глиссандо кошачьих концертов.
Было так громко, что мы не могли поверить, что животные находились дальше нескольких метров от нас. Мы отчаянно вглядывались в частоколы стволов и пологов листьев, в которых скрывались эти создания. Мы не могли разглядеть ничего, что выдало бы их присутствие: ни мельчайшего пятна черного меха, ни блеска глаза, ни движения среди ветвей или глянцевых листьев. Затем так же внезапно вопли прекратились. Словно гул аудитории в концертном зале между частями симфонии, на смену им пришли сверчки, лягушки, мухоловки и попугаи, слабо звуча в сравнении с только что прекратившимся жутким хором.
Но мы ликовали. Теперь мы точно знали, что индри действительно здесь. Кроме того, Мишель еще больше нас обнадежил.
Когда мы возвращались к рыбным прудам, он сказал нам: «Они всегда поют в одно и то же время. У них есть привычка приходить в одно и то же место в одно и то же время каждый день. Завтра они снова будут здесь. Приходите с камерами немного пораньше. Возможно, тогда вам повезет больше и вы мельком увидите их. Если они не поют, тогда позовите их своим голосом, они часто отвечают».
Совет показался благоразумным, и в гостиницу мы вернулись счастливыми. Тем вечером за коньяком в гулкой, похожей на амбар гостиной мы рассказали Жанин о своей удаче. Она неопределенно улыбнулась и снова перевела разговор на запутанные и изощренные скандалы Тананариве и засыпала нас вопросами о последних парижских модах.
На следующее утро мы вернулись на тропинку в лесу, как советовал Мишель, взяв с собой наше снаряжение. Но мы не видели и не слышали индри. Мы сделали все возможное, чтобы сымитировать их вопли, но с деревьев нам так и не ответили. Мы попытались исследовать ближайший участок леса, но уже через пять минут убедились в том, что это бесполезно. Кусты были настолько густыми, что было невозможно продвинуться больше чем на несколько метров, не произведя столько шума, что любые индри поблизости услышали бы нас и в испуге убежали. Казалось, нам не оставалось ничего другого, кроме как запастись терпением и упорством. День за днем мы возвращались в одно и то же место. Снова и снова, после двух-трех часов ожидания, мы драли горло, издавая фальшивые крики индри. Хотя мы знали каждую птицу, которая обитала в этом лесу, наша главная добыча так и не объявилась.
Мы возвращались шесть дней подряд. На седьмой день мы начали терять терпение. Мы прождали целых три часа, не видя и не слыша индри. Я собирался было выкрикнуть снова, как Джефф коснулся моей руки.
В поисках индри
«Знаешь, — прошептал он, — я думаю, там на дереве прячется самка бабакото. У нее на коленях детеныш, и она говорит ему: “Посмотри на этих двух необычных животных внизу. У них есть привычка приходить в одно и то же место в одно и то же время каждый день. Они всегда поют в одно и то же время. Через минуту они это сделают”».
У меня не хватило духу повторить свое нелепое подражание крику индри.
16. Лесные создания
Честно говоря, я начал терять надежду на то, что мы когда-нибудь увидим индри. Мишель сказал, что они постоянны в своих привычках, но, хотя мы снова и снова плелись на лесную тропинку за рыбными прудами, волоча за собой наш звукозаписывающий аппарат, камеру и длинный телеобъектив, мы никогда не слышали их криков, кроме как с дальнего расстояния. Возможно, они всего один раз спели в этой части леса, свернув со своего обычного пути; или, что более вероятно, наше присутствие день за днем их пугало и вынудило перебраться в другую часть леса для сна и кормежки. Возможно, нам нужно было исследовать окрестности.