К сожалению, оранжевые броненосцы приживались у нас с трудом. Сначала у них на нежных розовых пятках появились ссадины и язвы. Чтобы нашим подопечным было не так больно ступать, мы присыпали дно «полевой кухни» землей. Ранки стали затягиваться, но у нас появилось много лишней работы. Броненосцы с едой не церемонятся, разбрасывают ее по земле, где она неизбежно гниет, поэтому каждые несколько дней нам приходилось чистить повозку и менять земляную подстилку.
Некоторое время спустя у них началась сильнейшая диарея. Поставить диагноз было нетрудно. Броненосцы — существа трепетные, и стоило взять их на руки, они от страха не только заходились дрожью, но немедленно обделывались. Мы тщетно пытались подобрать для них диету, добавляли в пищу пюре из вареной маниоки, есть они отказывались, а понос не прекращался. Как им помочь, не понимал никто. Если зверьков не удастся вылечить, значит, придется отпустить, чтобы они не умерли в неволе. Мы бесконечно обсуждали, чем их кормить, пока до нас не дошло, что в дикой природе оранжевые броненосцы, пытаясь отрыть насекомых или корни, неизбежно наглатываются земли. Возможно, именно ее требовали их взыскательные желудки, а пища, которую мы предлагали, была для них слишком жирной. Тем же вечером мы добавили в смесь фарша, молока и яиц две пригоршни степной земли, тщательно перемешали и предложили эту неаппетитную жижицу нашим питомцам. Ровно через три дня они выздоровели.
28. Путешествие по Чако
С южным ветром в эти места приходит пронизывающий холод и затяжные, унылые дожди. В такие дни, чтобы скоротать время вынужденного бездействия, мы нередко приходили в стоявшую рядом с загоном для скота просторную хижину, где у местных пастухов было что-то вроде клуба. Здесь они обсуждали новости, точили ножи, плели из сыромятной кожи лассо, флиртовали с метисками, что работали на кухне, и без конца пили горячий мате. В центре ярко пылал очаг, пастухи теснились, чтобы дать нам место поближе к огню, и пускали по кругу терпкий, согревающий напиток. Нас привечали, как старых друзей, мы с наслаждением вдыхали пряный аромат, в котором смешались запахи лошадей, кожи и тлеющих лучин из древесины пало санто.
Одним дождливым утром, придя в хижину, я обнаружил, что в ней нет никого, кроме десятка лоснящихся, откормленных собак. Они недоверчиво разглядывали меня. Приглядевшись, я заметил, что на скамье, вытянувшись в полный рост и прикрыв лицо пыльной широкополой шляпой, лежит очень высокий — под два метра — незнакомый мужчина в рваных старых бомбачос, расстегнутой рубахе, перетянутой выцветшим индейским поясом. Обуви у него не было; по заскорузлым пяткам каждый мог догадаться, что он предпочитает ходить босиком. Насколько я мог сказать, я никогда не видел его раньше.
«
«
«Вы пришли издалека?» — спросил я, с трудом связывая испанские слова.
«Да», — ответил он, лениво почесывая живот.
Повисла пауза.
«Холодно сегодня». — Я попытался вести светскую беседу, но никакой темы, кроме погоды, придумать не мог.
Незнакомец спустил ноги, сдвинул шляпу на затылок и сел. Это был статный мужчина с темными, чуть тронутыми сединой, вьющимися волосами. Смуглое, обветренное лицо украшала многодневная щетина.
«Как насчет мате?» — спросил незнакомец. Не дожидаясь ответа, он вытащил из служившего ему подушкой холщового мешка чашку в форме коровьего рога, серебряную бомбилью и небольшой пакет с высушенным зеленым мате, молча отсыпал немного в рог, залил водой из стоящего рядом глиняного сосуда, перемешал и принялся жадно всасывать напиток через бомбилью. Выплюнув первую, мутную воду, он снова наполнил рог и передал мне.
«Что вы здесь делаете?» — В его голосе звучало требовательное любопытство.
«Ищем животных».
«Каких?»
«Тату, — не задумываясь, ответил я. — Самых разных тату».
«У меня есть тату каррета», — сообщил незнакомец.
По меньшей мере, я подумал, что он так сказал, но не был уверен. Возможно, он сказал в прошедшем времени или заявил, что может поймать тату каррета, если захочет. Я не мог быть уверен.
«А что он сказал о тату каррета?» — Я не мог скрыть волнения.
«А…» — протянул Сэнди, сделав вид, что он случайно забыл о таком пустяке, и о чем-то спросил Комелли.
«У него когда-то был тату каррета, прожил несколько недель, но это было давным-давно».
«Что с ним случилось?»