Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Я осторожно заглянул внутрь — и невероятно обрадовался: на дне рядком лежали несколько крохотных колибри. Я тут же закрыл котомку, помчался в нашу хижину, где стояла приготовленная для таких случаев деревянная клетка, и, одну за другой, пересадил в нее птиц. К счастью, они тут же ожили и стали сновать вперед и назад, то зависая в воздухе, то отталкиваясь от него, чтобы подлететь к тонкой жердочке, на мгновение присесть на нее и тут же вспорхнуть снова.

Я обернулся к мальчику: «Как ты их поймал?»

«Трубкой — и вот этими штуками». — Он протянул мне дротик с катышком пчелиного воска на остром конце.

Я снова поглядел на колибри. Судя по всему, легкий удар заморозил их лишь на время, и теперь они хлопотливо носились по клетке.

Одна из них, не больше пяти сантиметров в длину, была особенно хороша. Ее я узнал сразу: незадолго до отъезда впервые увидел такую птицу в лондонском Музее естественной истории и был зачарован изысканным, многоцветным оперением. Называлась она Lophornis ornatus, «украшенная кокетка» или «колибри-эльф», и была так прекрасна, что от ее великолепия захватывало дух. Крошечную головку украшал рубиново-красный пушистый хохолок, на шее переливалось изумрудного цвета ожерелье, а от щек веером расходились нежно-алые перья, усыпанные изумрудными каплями.

Я был очарован и огорчен одновременно. Мы так мечтали найти именно эту птицу, и вот, когда ее специально для нас поймали, оказывается, что все кормушки с поилками остались у Джека, который ловит колибри в Камаранге, и мы не взяли ничего из необходимого оборудования с собой в деревню.

Колибри питаются главным образом нектаром лесных цветов. В неволе они охотно соглашаются на медовую воду, приправленную молочным экстрактом. Едят эти птицы только на лету, поэтому их кормят из специальной бутылки, горлышко которой закрыто пробкой, а в дно вставлена тонкая трубочка, чтобы колибри могла сосать эту замену нектара. Ничего, похожего на эти приспособления, у нас не было.

Сейчас, когда стемнело, птицы вряд ли согласились бы подкрепиться, даже если мы что-нибудь предложим, но что делать утром… Мы сидели в гамаках, свесив ноги, и готовили сахарный раствор в надежде, что он спасет колибри от голодной смерти. Затем мы попытались соорудить подобие поилок из продырявленных бамбуковых палок и каких-то тонких стеблей, которые служили трубочками. Получилось что-то довольно убогое, и, осознав всю бессмысленность собственных усилий, мы разочарованно отправились спать.

Среди ночи нас разбудил оглушительный тропический ливень. Сквозь дырявую крышу бывшей церкви потоками лилась вода. Мы вскочили и стали спешно перетаскивать аппаратуру и клетки с колибри в более или менее сухое место. Остаток ночи я дремал, то и дело просыпаясь; вокруг стучал дождь, на полу образовались лужи. Мое единственное одеяло совсем отсырело. Я вспомнил, как Билл говорил, что времена года нынче перепутались, дожди могут начаться рано, а если начнутся, будут лить несколько дней без продыху.

Утром дождь по-прежнему барабанил по крыше и рисовал узоры на дощатом полу нашего жилища. Мы попытались покормить колибри из наших самодельных бутылок, но безуспешно: эрзац-кормушки были сделаны слишком топорно, и сладкая вода вытекала быстрее, чем птицы успевали ее попробовать. Нам было известно, что кормить колибри надо несколько раз в день, иначе они ослабеют и умрут, словно цветы без воды.

Скрепя сердце мы решили их выпустить, и все же, когда крохотные птички выпорхнули из нашей хижины и улетели в лес, мы облегченно вздохнули.

Я уселся у порога и погрузился в раздумье. Чарльз возился с аппаратурой и припасами. Отсюда сквозь полосы дождя была видна деревня; она как будто сжалась, обезлюдевшая, одинокая под хмурым небом. Если и впрямь начался сезон дождей, надежды снимать в бассейне Мазаруни надо оставить, а значит, все наши хлопоты, все расходы, связанные с тем, чтобы сюда попасть, пошли псу под хвост. Я печально думал о том, как обрадовался бы Джек, увидев украшенную кокетку и других колибри, которых мы только что выпустили, и как глупо, как опрометчиво с нашей стороны было не взять с собой бутылки-кормушки.

Чарльз сел рядом.

«Я тут сделал несколько открытий, надеюсь, тебя они порадуют. Во-первых, тот сахар, который ты только что высыпал в свой чай, был у нас последним. Во-вторых, куда-то исчез консервный нож. В-третьих, воздух здесь такой сырой, что на одной линзе выросла здоровенная плесень, а в-четвертых, я не могу сменить линзу, потому что заклинило крепеж».

Он меланхолично смотрел, как льет дождь.

«Если плесень выросла на линзе, значит, она расползется и проявится на отснятой пленке. А, ладно… — Чарльз обреченно вздохнул, — в жару эта дрянь все равно расплавится».