Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

По пустынной улице мы прошли к домику, стоявшему в центре деревни. Алит громко застучал в дверь, и наконец на пороге появился заспанный, взъерошенный мужчина. Наш провожатый объяснил, что мы пришли посмотреть на klesih. Сперва хозяин не поверил, но Алит оказался достаточно красноречив, чтобы его убедить, и нас впустили. Пока мы осматривались, мужчина вытащил из-под кровати большой деревянный ящик, надежно перевязанный веревкой, развязал узлы и снял крышку. В воздухе повис густой, резкий запах. Хозяин склонился над ящиком и вытащил оттуда нечто круглое, похожее на покрытый треугольными коричневыми чешуйками футбольный мяч.

Klesih оказался панголином, или ящером. Мужчина бережно положил его на пол. Перепуганная рептилия тяжело дышала, бока ходили из стороны в сторону.

Мы замерли. Через несколько секунд она зашевелилась и принялась медленно разворачиваться. Сперва показался длинный, цепкий хвост. Затем высунулся мокрый пятнистый нос, а за ним — любопытная мордочка. Небольшое создание близоруко огляделось, быстро моргая маленькими черными глазками и тяжело дыша. Мы не двигались. Панголин осмелел, поднялся и шумно затопал по комнате, словно маленький динозавр. Дойдя до стены, он принялся старательно рыть передними лапами нору.

«Aduh!» — выдохнул хозяин зверя, ловко дотянулся до него и схватил за кончик хвоста. Панголин быстро, словно внутри у него была пружинка, свернулся в шар. Хозяин усадил его в коробку.

«Сто рупий», — заявил он.

Я покачал головой. Некоторые виды муравьедов вполне могут жить на мясном фарше, сухом молоке и сырых яйцах, но панголины питаются только муравьями, причем строго определенного вида, так что в Лондон мы ящера не довезем.

Панголин сворачивается в шар, держась хвостом за мою руку

«Что мужчина сделает с klesih, если мы его не купим?» — спросил я Алита.

В ответ он широко заулыбался и облизнулся.

«Съест его. Очень хороший».

Я взглянул на ящик. Панголин высунулся, положив передние лапы и подбородок на край коробки, и принялся облизывать ее длинным липким языком в надежде найти хотя бы каких-нибудь муравьев.

«Двадцать рупий», — твердо сказал я, в душе оправдывая собственную непоследовательность тем, что мы сфотографируем ящера прежде, чем его отпустить. Мужчина закрыл ящик и с довольным видом протянул мне.

Алит зажег факел из пальмовых листьев и, подняв его над головой, повел нас через деревню к рисовым полям. Я медленно брел за ним, стараясь не выронить ящик с панголином. На черном, бархатном, усыпанном звездами небе висела круглая желтая луна. Бесшумно покачивали роскошными плюмажами пальмы. Мы молча пробирались по узким грязным тропкам среди высоких, гибких рисовых стеблей; плотные листья мерцали в дрожащем пламени факелов таинственным зеленоватым светом, словно цепочки танцующих светлячков. Издалека, сквозь пение сверчков и журчание воды в канале, доносились ритмичные удары гамелана: в деревню всю ночь продолжался праздник.

Мы понимали, что это была наша последняя ночь на Бали, и нам было очень грустно.

14. Вулканы и воришки

В Сурабае Даан встретил нас горой писем из Англии, изобилием крепких напитков со льдом и превосходными новостями. Ему удалось не только забронировать койки на грузовом судне, которое отправлялось в Самаринду, маленький порт на восточном берегу Борнео, но и освободить ближайшие две недели, чтобы поехать с нами переводчиком. Корабль, правда, отплывал через пять дней, но мы с Чарльзом ничуть не огорчились, напротив, в глубине души обрадовались отсрочке: сейчас больше всего на свете нам хотелось отдохнуть. Мы запаковали отснятые пленки в герметичные коробки, тщательно проверили аппаратуру, после чего Даан и Пегги отвезли нас в летний дом, расположенный на холмах вблизи Сурабаи.

Вокруг города на много километров раскинулась влажная, усиленно возделываемая равнина. Мы ехали вдоль длинных тамариндовых аллей, мимо залитых водой рисовых плантаций; кое-где вдали виднелись поля высокого, гибкого сахарного тростника. Чуть выше воздух изменился: он стал суше, прохладней, резче. То там, то тут на холмах виднелись высокие хлопковые деревья, увешанные полураскрывшимися стручками, из которых выглядывали белые пушистые комочки. Деревня Третес, где нам предстояло поселиться, располагалась примерно в 600 метрах над уровнем моря, на склоне величественного пирамидального вулкана Валиранг.