Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Остров Ява — часть громадной вулканической цепи, которая тянется с юга, от Суматры, на восток через Бали и Флорес, а затем поворачивает на север, к Филиппинам. В последние несколько столетий бурная жизнь вулканов не раз приводила к катастрофическим последствиям. Одно из самых страшных извержений случилось в 1883 году на лежащем между Явой и Суматрой маленьком вулканическом острове Кракатау. Огромной силы сейсмический взрыв выбросил тогда на поверхность около 17 км³ пепла и горных пород. Океан покрылся толстым слоем золы и пемзы, ударная волна вызвала разрушительные цунами, которые смыли расположенные на побережье селения и унесли жизнь более 36 тысяч человек. Извержение было настолько мощным, что его эхо слышали в Австралии, на расстоянии более трех тысяч километров.

На одной только Яве насчитывается 125 вулканов. Девятнадцать из них по-прежнему действуют. Время от времени они выбрасывают в воздух столбы дыма, а иногда напоминают о себе «припадками гнева», подобными тем, какой случился в 1930–1931 годах, когда при извержении вулкана Мерапи погибли 1300 человек. Переоценить влияние вулканов на жизнь острова трудно. Их завораживающие и одновременно пугающие вершины создают неповторимый яванский пейзаж, их лава и пепел в течение столетий удобряли землю, и теперь это одна из самых плодородных почв в мире. Страх перед ними породил немало мифов, в которых они предстают жилищами всесильных божеств.

К тому времени, как мы приехали, вулкан Валиранг дремал, но из сада, окружавшего наш дом в Третесе, было видно, как время от времени над его вершиной, расположенной в 2,5 километра над уровнем моря, тянутся столбы дыма. Бодрящая прохлада прогнала усталость, изводившую меня в душной Сурабае, и я решил подняться наверх, чтобы заглянуть в кратер.

Чарльз моих порывов не разделял, хотя я, как мог, пытался его заверить, что часть пути мы проделаем верхом. В конце концов, мне ничего не оставалось, как нанять у местных жителей только одну лошадь.

На рассвете перед нашим домом появился невыносимо жизнерадостный человек, который вел под уздцы унылую, тощую клячу. Он бодро похлопал печальное создание по бокам, широко улыбнулся, показав обломки зубов, почерневших от постоянного жевания бетеля, и сообщил, что привел одного из самых сильных, выносливых и быстрых коней в Третесе, вполне достойного заоблачной суммы, которую я согласился заплатить его хозяину.

Я взобрался на лошадь, чувствуя себя нечестивцем, использующим столь возвышенное создание для своих низких целей, хозяин, похожий на престарелого гнома, ее энергично стеганул, и бедное животное на скорости улитки, волоча по земле стремена, двинулось из деревни.

Вскоре дорога резко пошла вверх. Мой буцефал печально взглянул на крутую тропу, шумно вздохнул и замер. Его хозяин лучезарно улыбнулся и свирепо рванул поводья. Лошадь не шелохнулась. Судя по выразительным, громким звукам, что раздавались у меня за спиной, она мучилась от несварения, и, чтобы хоть немного облегчить ее участь, я слез. Лошадь тут же взбодрилась и весело побежала вверх. Примерно через 800 метров, когда мы добрались до очередного указателя высоты над уровнем моря, проводник сказал, что дальше можно ехать верхом. Поначалу животное вело себя безукоризненно, однако минут через десять вдруг замедлило ход и вскоре остановилась. Престарелый мужчина снова дернул за поводья, на сей раз так сильно, что они оторвались. Теперь править лошадью было крайне затруднительно, и мне ничего не оставалось, как спешиться. В ту самую минуту, когда я спускался, лопнула подпруга. Бедная кляча так удрученно наблюдала за тем, как рассыпается на части ее сбруя, что я не нашел в себе сил на нее взобраться, и мы втроем печально побрели вверх. Шли мы медленно; каждые полчаса я останавливался, чтобы подождать мою бесценную клячу и ее хозяина.

Наш путь лежал через лес, не похожий ни на один из лесов, какие мне доводилось видеть прежде. Повсюду росли орхидеи и древовидные папоротники, их кроны, словно гигантские кусты, раскинулись на стройных, сухих стволах. Чуть выше начинались отдаленно напоминающие сосновые леса прозрачные рощи казуарины: сухие, чистые стволы, ветви с длинными, мягкими иглами, опутанные серебристыми нитями испанского мха. Часов через пять мы подошли к поселению, состоящему из нескольких низких, крытых соломой хижин. У стены из дерна стояли плетеные корзины, доверху наполненные ярко-желтой серой. Из хижин почти одновременно показались несколько невысоких, смуглых мужчин в заношенных рубашках или саронгах, в самых разных головных уборах — от потрепанных фетровых шляп и рваных питжи до примитивных тюрбанов — и угрюмо уставились на нас.

Я сел у края дороги и вытащил бутерброды. Вскоре появился мой проводник и сообщил, что кратер всего в часе ходьбы отсюда, но тропа крутая, узкая, и лошадь не пройдет. Следовательно, мне предстоит подниматься одному, а он останется здесь, заодно починит сбрую, и бедное животное немного переведет дух.