К тетке я не пошел, потому что в таком настроении ходят на разбой, а не в гости. На виду деревни вообще решил не показываться, а направился к опушке и долго шел между такой же, как от коров, свежей городьбой и лесом: в этом пространстве росли метровые березки и сосны и прорва рыжиков и маслят. Я их собирал сперва с жадной рачительностью, потом с угрюмством, потому что весь перемазался в клейкой кожице. Тело повсюду ломило от неудобного ночлега, и спать хотелось пуще прежнего. Поднявшись на взлобок, я ощутил, что солнце прямо-таки припекает и новую готовность поспать. Выбрав место поукромнее, опять расстелил диванную накидку на сплошном прогретом ковре булавовидного плауна и гусиной лапчатки, разделся догола и занялся рукоблудием. Главное, тело после дискомфортного сна потягивало, ломило, будоражило, и требовался сброс энергии, чтобы заснуть. Сбросил я минут через десять, с большим удовольствием и много, но после этого как-то сразу застыдился и бледного тела, и нравственной нечистоты, и что всё это в виду Родины, ее изб. Так что, возможно, если кто вооружился биноклем, то и видел. Вот такой писатель, еби его мать! (Про Онана я прочел основательно позже, и что это дело господом не было одобрено – тоже. Правда, у меня как раз обратный случай: ни один сукин сын из этих крепкосемейных не скончался и свою жену мне не завещал; а то бы я не раздумывал).
Главное, что все было мирно, чисто, ласково, приветливо, дул медвяный ветерок, ползали букашки, а я пыхтел и сопел, как последний ублюдок. Очень нехорошо. С омерзением и злобой обиходив себя и почистившись, я надел штаны, растянулся – и заснул, как топор в воду канул.
На этот раз спалось очень хорошо. Мало, но славно. Я проснулся в великолепном настроении. Вскинул рюкзак, топча такие же сосны и березки, спустился в заболоченную луговину почти на задах дома тети Лидии Брязгиной. На дорогу выходить не стал, но, испытав новые приступы домовитости, побрел опушкой в поисках грибов. Однако здесь они почему-то не росли, так что в перелесках, строем идущих вплоть до лежневки, пришлось утешиться лишь крупной алой поздней земляникой.
О том, что оставалось за спиной, я и не думал: мало ли деревень в России.
Допустим, однако, что я выбрал мужественное решение: несмотря на позднее время и усталость, идти в Майклтаун – выбрал ТРЕТИЙ ВАРИАНТ. Тут опять все не так, потому что из путешествия «Майклтаун – Леваш – Игмас» ясно, что лежневка в этом направлении страшно заросла, я по ней прежде не ходил, следовательно, если и шел в Майклтаун, то через Нижнюю Печеньгу (из боязни зверей и темноты). Таким образом, третий вариант совпадал со вторым до переправы через речку. Отважные приключенческие настроения придают нашим переживаниям небывалую интенсивность, - а ради чего еще стоит жить? Широкое, пологим горбом, поле, спускавшееся к ручью, чтобы от него опять подниматься уже к деревне, в этот ночной час казалось одинокому путнику живым. Про младенца в таких случаях говорят – «разгулялся». Всё спало, а я чутким ухом ловил каждый шорох, вздох ветра, писк мыши, локацию ушана и досадовал, что так скоро дошел. Конечно, о том, чтобы здесь ночевать, не могло быть и речи. Я вышел в проулок возле дома тети Лидии Брязгиной, посмотрел на ее окна и зашагал по майклтаунской дороге. Сколько раз я здесь проходил! Как я любил эти места и этот путь! Даже еще во времена, когда п у т е ш е с т в о в а л п о с о б с т в е н н о м у с л е д у. Но сейчас здесь все было чужое. Я чувствовал себя как лазутчик на вражеской территории за сбором разведданных. Бабкина изба, похоже, была немецким штабом.
Вместе с тем разметку местности следовало сделать подробнее, шире и л и ч н о, причем в сжатые сроки. Меня очень внутренне смущало, почему я эту нелепицу творю, зачем сканирую территорию, впечатления, время и генезис, но что-то шептало, что я должен делать это даже гораздо обстоятельнее, чем делаю. И вот, вместо того чтобы после столь длительного перехода достичь Майклтауна, в версте от деревни я свернул с дороги и направился в Пенники. Это небольшая расчистка в лесу, посреди которой несколько печенгских жителей сажали картошку.
Думаю, что я все же там заночевал, если не в тот раз, то кода-то еще.