Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами

Йуханна ал-Асад пообещал читателям привести более подробную информацию об исламской доктрине, законе и обряде в своем труде «О вере и законе Мухаммада согласно маликитскому учению», рукопись которого, к сожалению, утеряна. Но и на страницах «Знаменитых мужей» и «Географии Африки» проявляется его щепетильность в отношении к исламу — отчасти потому, что он помнил себя мусульманином, а отчасти потому, что он им и остался, даже после крещения.

Автор обеих этих книг обычно обращался за советом по вопросам мусульманского богослужения и нравственного поведения к мусульманскому праву и его знатокам, а не к вспышкам внутреннего религиозного рвения высокого накала, не к эзотерическим знаниям и не к мистическому единению с Абсолютом, которым учили суфийские наставники. Он уважал, как мы только что видели, суфийского отшельника, которого встретил в Анти-Атласе, достигшего «святости» в приближении к Богу и использующего свою духовную силу (барака) для миротворчества. Несомненно, Йуханна ал-Асад также знал о линии марокканских умеренных суфиев, получавших юридическое образование; один из них, Заррук, наставлял своих последователей: «Будь сначала знатоком в области закона, а потом суфием».

Сам Заррук критиковал за крайности некоторых суфийских святых конца XV века, последователей блистательного ал-Джазули:

Они начали собирать невежд и простолюдинов, мужчин и женщин, чьи сердца пусты, а умы незрелы. Они внушили им… веру в то, что для покаяния следует обрить голову, поглощать пищу на пирах, испускать по очереди выкрики и вопли, рядиться в мантии и бусы, выставлять себя напоказ и утверждать, что такой-то — их наставник, и нет никакого другого наставника, кроме него… Они убеждают простолюдинов поверить в то, что улемы преграждают путь к Аллаху… Так они стали врагами ученых и учености[449].

Совершенно независимо от опасений политического свойства по поводу восстания суфиев-джазулитов против Ваттасидов, Йуханна ал-Асад находил их чересчур эмоциональную манеру раздражающей. «В Фесе есть некие люди, именуемые суфиями, — объясняет он своим итальянским читателям. — Их ученые и наставники морали соблюдают некоторые законы, выходящие за рамки закона Мухаммада… и дозволяют некоторые вещи, запрещенные законом Мухаммада. Для некоторых богословов они — правоверные, другие находят их не особенно достойными уважения, но простой народ считает их святыми»[450].

Его собственное описание суфийских эксцентричных поступков в Фесе начинается так же, как у Заррука:

Уже около ста лет, как невежественные и необразованные люди вступили в эту секту и утверждают, что [суфии] не нуждаются в обучении и в знаниях, так как святой дух направляет чистых сердцем к познанию истины посредством их доброй воли. Чрезмерно сложные заповеди своего закона они отбросили… и удовольствовались теми, которые были приемлемы.

Затем Йуханна ал-Асад углубляется в описание одного из видов деятельности, которые суфии считают «дозволенными», — пиров: «Они распевают прекрасные песни и любовные гимны, танцуя все вместе. Некоторые из них рвут на себе одежду под воздействием исполняемых стихов и развратных прикосновений… Многие из них падают на пол во время танца». Они говорят, что эти вопли и разрывание одежд подогреваются божественной любовью. Но, по мнению Йуханны ал-Асада, все это подогревается избытком поглощаемой пищи: «Каждый ест столько, что хватит на троих». (Ибн Халдун к тому же находил, что неумеренность в ублажении чрева ведет к неумеренности в сексе.) В заключение он описывает сексуальную распущенность, которую демонстрировали суфийские наставники с учениками, приглашенные на свадьбу в дом к кому-нибудь из ученых и почтенных граждан Феса[451].

Такое поведение особенно огорчало нашего автора потому, что в былые века суфийское движение привлекало людей, отмеченных святостью, красноречием и ученостью. Ведь много лет назад, будучи посланником своего дяди, он преподнес горному вождю в Высоком Атласе книгу о суфийских святых Магриба. Теперь, в «Географии», он повествует об основателях учения и видных суфиях прежних веков как о людях «великих достоинств», например об ал-Харисе ибн Асад ал-Мухасиби, написавшем «прекрасный труд» в начале IX века. Ибн Халдун посвятил много страниц в «Мукаддиме» описанию и оценке суфийских учений и мистицизма, но Йуханна ал-Асад сосредоточивает свой краткий очерк на отношении суфийских наставников к знатокам права, факихам. Он рассказывает историю — возможно, просто архетипическое предание о святом — про безымянного суфия, на которого, со всеми его многочисленными учениками, законоведы донесли халифу. Судьи приговорили их к смерти как еретиков, но суфий попросил халифа разрешить ему публично поспорить с законоведами. Он так хорошо проповедовал и рассуждал, опираясь на Коран, что халиф разрыдался и примкнул к нему. Суфиев освободили, и халиф стал поддерживать священный труд их главы, основывавшего общины (рибаты) для молитвы и духовного совершенствования[452].