Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами

Однако у него есть оговорки по поводу излишнего потворства своим желаниям, и не только в отношении суфийских пиров в Фесе. Вино запрещено мусульманским законом — сообщает он в «Географии». Если некоторые средневековые врачи смешивали вино с травами для обез­боливания, то по законам маликитов это запрещалось даже для лечения. Тем не менее, судя по фетвам, собранным учителем ал-Ваззана, ал-Ваншариси, виноторговля и «мусульмане, склонные к выпивке» не переводились в Магрибе[459]. Йуханна ал-Асад, пишущий в Италии для христиан, пьющих вино, по-разному вспоминает об этих мусульманских любителях выпить. С одной стороны, он рассказывает про открытую продажу вина в домах на жалких окраинах Феса, где жили проститутки, где играли в кости и танцевали всю ночь напролет. Знатные люди, которые пили слишком много вина и ели слишком много курятины, в конечном счете зарабатывали подагру. С другой стороны, он описывает производство и потребление вина во многих местах королевства Фес, в том числе в одном городке в Рифских горах, где все пили вино, включая факихов, которые делали это тайком, а сами говорили, что вино запретно. В Бадисе люди, взяв с собой вино, выплывали в лодках в Средиземное море и развлекались питьем и пением; в Тазе вина, которые делали евреи, а пили как они сами, так и мусульмане, были «лучшими в регионе». Звучит так, как будто он знает в этом толк[460].

Коран запрещает вино в этом мире (2: 219, 5: 90–91), но в раю обещает реки воды, молока, вина, «приятного для пьющих», и меда (47: 15, 56: 18–19, 83: 22–25). Вино на земле заставляет людей ненавидеть друг друга и забывать Бога, но не в райском саду, где бессмертные вкушают его на пиру. «Чистое», — добавляет Йуханна ал-Асад к описанию этой небесной влаги, исправляя латинский перевод Корана[461]. Среди суфиев вино символизировало восторг от познания Аллаха и призывания его имени, любовь, струящуюся от Бога к тем, кто верит в него, как в мистической «Касыде о вине» Ибн ал-Фарида. Йуханна ал-Асад пишет об изяществе и необычайной красоте аллегорических стихов Ибн ал-Фарида, которые в течение трехсот лет читались на собраниях приверженцев суфизма. «Касыда о вине», написанная в одном из его любимых стихотворных размеров, вероятно, часто приходила ему на ум, когда он жил в Италии, наблюдая центральную роль вина в христианском богослужении и употребляя его как повседневный напиток[462].

Йуханна ал-Асад также неоднозначно относился к двум другим культурным практикам, которые ученый факих мог считать угрозой исламскому правоверию: к гаданиям и чудесам. В исламской мысли существует прочная связь между истинным пророчеством и давней арабской традицией гадания. Здесь верили, что откровение Пророка исходит непосредственно от Бога и всегда истинно: вдохновение Мухаммада было внушено Богом. Прорицатели же (кахины) в лучшем случае прибегали к помощи ангелов, джиннов[463] или духов, на которых иногда можно было положиться, а иногда и нет, а в худшем — к демонам с их ложными советами. Другие ищущие истины (арраф) тщательно изучали природные, небесные или человеческие тела в поисках информации. Их вдохновение исходило не от Бога, а от какой-то присущей им самим способности или дарования, а также от умения особым образом управлять собой. Их предсказания были ненадежны: как заметил Пророк в хадисе, восходящем к его жене Аише, «правдивая часть того, что они говорят, исходит от джинна, который кудахчет им в ухо, как курица; они смешивают это с сотней обманов».

Тем не менее Коран и Сунна не налагали абсолютный запрет на гадание, пока оно не выходило за определенные рамки. Неудивительно, что эти рамки было трудно определить, и ал-Масуди давно уже заметил, что факихи и религиозные ученые, улемы, не могут прийти к единому мнению о том, какова цена искусству предсказания. «Одним из качеств человеческой души является желание узнать исход дел, — заметил Ибн Халдун, — и узнать, что будет… жизнь или смерть, добро или зло». Эти запросы очень по-разному удовлетворяли всяческие вещуны и предсказатели, которых он описывал, причем некоторые из них были «достойны порицания», а другие изрекали «правду и ложь» вперемешку. Когда люди действительно обретали сверхъестественное знание, то оно приходило не через мистические обряды, а благодаря тому, что Бог открывал его им во сне или во время духовных упражнений, как у суфиев[464].