Оглядываясь из Италии назад, на североафриканские гадательные практики, Йуханна ал-Асад думал то же, что Ибн Халдун. Некоторые прорицатели были ему смешны, например те, которые капали масло в воду, наблюдали через зеркало за появлением демонов в этой жидкости и задавали им вопросы, на которые демон отвечал знаками руки или глаза. Только невежды верили в это и тратили деньги на таких прорицателей. Другие же были злыми колдунами, например те женщины в Фесе, которые утверждали, будто состоят в дружбе с демонами разных цветов — красными, белыми, черными. Этих демонов, с помощью специальных ароматических веществ, они призывали войти в свое тело и чревовещали голосами духов, отвечая на вопросы, благоговейно задаваемые простыми людьми, и те потом оставляли демонам подарки. Ходили слухи, что эти женщины вовлекали клиенток в демонические сексуальные утехи[465]
.Однако когда гадание сочеталось с ученостью, это вызывало у нашего автора любопытство и даже уважение. Были люди, которые знали науку гадания на именах и буквах, или
По поводу чудес у мусульманских богословов иногда возникали разногласия, как заметил Ибн Халдун: божественное вмешательство всегда необходимо для совершения чудес, но играют ли при этом пророки или святые какую-либо действенную роль? Для Йуханны ал-Асада, который путешествовал по Африке, внимательно подмечая народные религиозные обряды, вопрос стоял немного иначе: были ли совершавшиеся чудеса подлинными или фальшивыми? Если они оказывались фальшивыми, то он винил легковерие людей, а иногда и их правителей. Так, в Тунисе не только простые люди по глупости верили в святость сумасшедших, которые ходили голыми по улицам, бросаясь камнями и вопя; сам султан построил прекрасную молельню для одного из них[468]
.В Каире чудеса совершались на гробнице святой Нафисы, принадлежавшей к роду Пророка. Йуханна ал-Асад видел там серебряные подсвечники и шелковые ковры и отметил многочисленных паломников из ближних и дальних краев. Женщины Каира стекались к святилищу, надеясь на чудесные исцеления, которые приносят мощи святой Нафисы[469]
; купцы не возвращались к своим лодкам или караванам, не остановившись, чтобы отдать дань уважения святой. Все они оставляли приношения, которые затем распределялись между бедняками из потомков Пророка и смотрителями святилища. Святая Нафиса была «добродетельной и целомудренной», признает Йуханна ал-Асад, но чудеса вокруг места ее захоронения «придумало простонародье и смотрители гробницы»[470].Однако и здесь его осуждение набожности простолюдинов не было абсолютным, ибо, по крайней мере, одна такая святыня снискала его одобрение. Абу Йааза, берберский святой XII века, был похоронен в маленьком городке Тагья в Среднем Атласе (ныне Мулай Буазза). Как уверяли, он творил чудеса, усмиряя свирепых львов, кишевших в окрестных лесах, и его могила стала местом ежегодного паломничества мужчин, женщин и детей из Феса. Йуханна ал-Асад, которого отец возил туда мальчиком, позже прочитал о его чудесах в уважаемом жизнеописании святых людей ат-Тадили и решил относиться к ним серьезно, по крайней мере, как «к результату какого-то магического искусства или некоего секрета усмирения львов, которым владел [святой]». Дважды во время своих путешествий Йуханна ал-Асад спасался от съедения львами, и поэтому несколько раз посещал гробницу святого, может быть, уже со своим собственным сыном[471]
.Описывая различные течения и обряды в исламе, Йуханна ал-Асад иногда отзывался о них критически и даже с презрением, но никогда не призывал к насилию против них. Решительнее всего он осуждал шиитов, которых считал «разрушителями» мусульманского единства, так как шиитский шах Персии пытался навязать свое направление ислама другим «силой оружия». Возможно, в 920/1514 году, будучи послом Феса, он приветствовал нападение султана Селима на шаха Исмаила, но не написал об этом в своей «Географии». Вместо этого он, по его словам, намеревался объяснить шиитскую «ересь» — убеждения сторонников принадлежности имамата — верховной власти в мусульманской общине выдающимся духовным лидерам из потомков пророка Мухаммада — в отдельной книге о «Мусульманской вере и законе»[472]
.