Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами

Словом, к своей книге «О мужах, считавшихся знаменитыми среди арабов» Йуханна ал-Асад прибавил несколько «Мужей, считавшихся знаменитыми среди евреев»: эти пятеро, в том числе Моисей Маймонид и поэт Ибрахим ибн Сахл, были названы врачами и философами — это традиционные профессии для евреев, включаемых в арабские биографические словари, — и все они имели некоторую связь с Северной Африкой и ал-Андалусом[483].

Книга о «знаменитых мужах» завершается биографией Харуна бен Шем Това, еврейского вазира последнего султана Маринидов Абд ал-Хакка (ум. 869/1465). «Родившийся в самой знатной еврейской семье Феса», Харун был астрологом — говорит Йуханна ал-Асад, приписывая ему умение, к которому мусульманские правители часто прибегали, обдумывая планы на будущее. Султан Абд ал-Хакк был неспособен к правлению — до такой степени его с детства подавлял вазир-мусульманин. Харун посоветовал султану убить вазира, что и было сделано, после чего султан назначил еврея своим вазиром — объясняет Йуханна ал-Асад — отчасти для устрашения, чтобы обуздать жителей Феса. После шести лет управления Харуна, когда султан однажды отлучился из города, «жители Феса восстали и перебили евреев. Когда весть об этом дошла до лагеря [султана], военачальники и знать поднялись против султана и убили Харуна». Абд ал-Хакка покинули его солдаты, его привезли обратно в Фес на муле, толпе напоказ, и перерезали ему горло[484].

Йуханна ал-Асад не приводит подробностей о борьбе за власть и о недовольстве, которые привели к этому восстанию: например, о том, что род вазира, помыкавшего султаном Абд ал-Хакком, искони принадлежал к Ваттасидам, потомкам которых наш автор и его дядя служили дипломатами, или что шерифы Феса были разгневаны решением султана отменить освобождение от налогов для них и их семей[485]. Я лишь подчеркиваю, что Йуханна ал-Асад, занимая, по своему обыкновению, позицию нейтралитета, не высказывается прямо против убийства вазира и не ссылается на великого суфия Заррука, который в то время решительно выступал против нападения на фесских евреев. Но не высказывается он также и в пользу убийств.

Более того, описанная им связь между убийством еврейского вазира и убийством законного султана, действительно, наводит на мысль о небеспричинности такого насилия. Вот для контраста слова египетского юриста, путешествовавшего по Магрибу как раз в то время, когда произошло восстание: «Этот еврей достиг права приказывать и запрещать в королевстве Фес… Этот проклятый человек дал волю всем порокам, грехам и злоупотреблениям. Благодаря его действиям усилилось господство евреев над мусульманами Феса». Когда один из родственников Харуна набросился с оскорблениями на жену некоего шерифа, отказавшуюся платить подать, — продолжает египтянин, — то проповедник из мечети ал-Каравийин, и так уже каждую пятницу выступавший с речами против евреев, бросился на улицу, крича: «Кто не встанет за дело Божье, тот не имеет ни достоинства, ни религии. Джихад! Джихад!»[486]

Страсти, которые ал-Магили разжег в городах оазиса Туват и близлежащей Гурары примерно через двадцать восемь лет, Йуханна ал-Асад описывает в «Географии» в нескольких словах: «В район [Гурары] и Тувата… прибыл проповедник из Тлемсена, который начал проповедовать против евреев. Народ поднялся, ограбил евреев и убил многих из них, а большая часть их богатства досталась проповеднику». Не забывая, что он пишет для европейцев, Йуханна ал-Асад напоминает им о насилии, учиненном ими самими: «Это событие произошло в тот же год, [когда евреи] были изгнаны из Испании и Сицилии»[487].

Сдержанность Йуханны ал-Асада в отношении джихада против евреев, разделяемая юристами в Фесе и в других местах, очевидно, была подкреплена его опытом жизни в Италии, в том числе контактами с Элией Левитой и Якобом Мантино. Давайте вспомним его похвалу последнему в колофоне их «Арабско-еврейско-латинского словаря»: «учитель, искусный врач… достойный доверия израильтянин. Да хранит его Бог своей благодатью». «Достойный доверия» (вафа) — это комплимент в арабском употреблении: он применяется к тому, на кого можно положиться, кто выполнит обещание, кто перескажет предание правильно и добросовестно, как это делал Мантино, готовя издание Аверроэса. Конечно, Йуханна ал-Асад хотел бы видеть Мантино среди читателей своих «Знаменитых мужей» и «Географии», хотя можно вообразить, как тот иногда одобрял бы их страницы, а иногда и обижался бы на них.

***

Ал-Ваззан соприкоснулся и с самым фантастическим и всеобъемлющим идеалом священной войны, который ассоциировался с концом времен. Тогда придет богоизбранный завоеватель мира, установит вселенскую империю и подготовится к приходу Махди, «ведомого», происходящего из семьи Пророка, который уничтожит ложную религию и восстановит праведность и исламскую веру во всем мире, всемирный халифат. Иногда считалось, что две роли — завоевателя мира и Махди — может играть одна фигура, а иногда — что Махди будет сопровождать Иисус, который не умер на кресте, а был взят на небеса к Аллаху[488].