Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами

Здесь заканчиваются Послания Павла, хвала Богу. Эти письма были переписаны для библиотеки самого прославленного, самого могущественного, самого возвышенного, достойнейшего и благороднейшего принца, храброго военачальника и повелителя, графа Альберто ди Карпи, да продлит Бог его могущество и славу! Бедный раб Господа, да будет прославлено его Имя, и слуга вышеупомянутого превосходительства, Йуханна ал-Асад ал-Гарнати ал-Фаси — да защитит его Господь от ожесточения его собственной души и да сделает его сегодняшний день лучшим, чем вчерашний, — написал это своей собственной смертной рукой на Кампо Марцио внутри богоспасаемого города Рима, в четверг, в последний день января 1521 года согласно христианской дате Воплощения, что соответствует 24-му сафара 927 года по арабской эре. Хвала Господу от начала и до конца времен. Да смилуется Бог над читающим, и над писавшим, и над тем, для кого это было написано, и над тем, кто в это вглядывается, и над тем, кто это слышит, и над тем, кто это изучает. Я заклинаю вас Богом, чтобы вы молились о просветлении сердца писавшего и о его покаянии, и да будет он направлен так, чтобы угодить Господу в этой жизни и присоединиться к кругу святых в вышних областях Рая после его смерти[514].

Несколько фраз являются стандартными для исламских проповедей, но приемлемым образом переносятся в христианскую молитву. Формула «Во имя Бога, доброго, милосердного» — «Аллах ар-Рауф ар-Рахим» — содержит два из самых важных Имен Аллаха и представляет собой небольшое отклонение от формулы басмалы, повторяющегося арабского изречения, используемого на протяжении всего текста Корана. Его же приводят Ибн Хаукал, Ибн Джубайр, ал-Идриси и Ибн Баттута, начиная свои книги о географии и путешествиях[515].

«Бедный раб Господа» и «да защитит его Господь от ожесточения его собственной души и сделает его сегодняшний день лучше, чем вчерашний» — это выражения, которые ал-Хасан ибн Мухаммад ал-Ваззан привез с собой из Феса. Он написал их вместе со своим арабским именем на ватиканских рукописях в первые месяцы заключения в замке Святого Ангела[516]. И в исламе, и в христианстве есть святые, хотя «вышние области Рая» — это, скорее, христианский небесный образ, в представлении ислама рай больше напоминает сад.

Только два слова не пересекают границу ислама и христианства. Одно из них — «Воплощение»: вера в воплощение божественного недопустима в исламе, где не может быть никакого компромисса с Божественным абсолютом. Точно так же «сын» во фразе «Сын Божий, Иисус Мессия». Если «Мессия» является одним из титулов Иисуса в исламе, наряду с «пророком» и «посланником Аллаха» — Коран называет его «духом» Аллаха и «словом» Аллаха (4: 171) — то «сыном Божьим» Иисус быть не может. Он сын Марии[517].

Таким образом, здесь Йуханна ал-Асад приводит внешний знак приверженности чисто христианскому учению, но это единичный знак, он не повторяется в его более поздних писаниях. Как мы объясняем эту сдержанность в отношении христианства? В течение нескольких лет Джованни Леоне, предположительно, присутствовал на латинской мессе, стоя перед алтарем, он соблюдал Великий пост, исповедовался в грехах священнику и причащался по крайней мере дважды в год. Он уже больше открыто не совершал омовения и не молился пять раз в день по-арабски, оборотясь к Кибле (в направлении Каабы в Мекке), не постился в рамадан, не приносил в жертву барана в праздник ид ал-адха (в память о жертвоприношении барана Авраамом) и не платил закат, ежегодный налог на бедных, обязательный для всех мусульман. Целыми днями он слышал звон церковных колоколов вместо повторяющегося напева муэдзина, зовущего к молитве. Он рассматривал картины и скульптуры на религиозные сюжеты — например, в церкви святого Августина видел новую фреску Рафаэля с изображением пророка Исайи и мраморную гробницу святой Моники, берберки, которая была матерью Августина[518], — а не каллиграфические и геометрические орнаменты на колоннах и стенах мечети Бу Инанийа в Фесе. Его катехизацию проводили люди из окружения самого папы, он изучил как минимум Евангелия и Послания апостола Павла, а также читал арабские рукописи, посвященные Святой Троице и христианским учениям несториан, маронитов и яковитов, не говоря уже о беседах, которые вели с ним христианские богословы.