Путешествия в тропики за самоцветами

Моему собеседнику уже 32 года, на станке работает с камнем с 11 лет. Нарасиман с удовольствием показал нам некоторые нехитрые приемы обработки камня; с многолетней практикой они становятся автоматическими, однако неискушенному зрителю искусство гранильщика или шлифовщика кажется чем-то необыкновенным, как и превращение невзрачной пластинки цветного камня в яркий кабошон или сверкающий гранями самоцвет.

Кстати, оказалось, что опытные мастера на станке с ручным приводом могут не только шлифовать кабошоны, но и производить сложную огранку самоцветов. Хотя они признались, что гранить камни легче на современных станках с электрическим приводом и более совершенным квадрантом — приспособлением для установления нужного угла огранки.

В мастерской разборкой сырья самоцветов занимаются опытные мастера с большим стажем, умеющие оценить скрытые возможности камня и направить, казалось бы, не привлекавшую большого внимания галечку сапфира на специальную огранку, с тем чтобы превратить ее в сверкающий голубой самоцвет, на который будет любоваться не одно поколение людей. При разборке выявляются также звездчатые разности сапфира и рубина, которые затем шлифуются в форме кабошона. Подобной же шлифовке подвергаются также сапфиры и рубины невысокого качества. Разборщик не только сортирует поступающие в мастерские камни, но и определяет, как устанавливать камень для шлифовки или огранки и как должна быть вырезана заготовка, которую затем приварят сургучом к палочке-держалке и дадут мастеру для первого этапа шлифовки. Установка камня перед шлифовкой или огранкой необходима для того, чтобы оптические свойства обрабатываемого кристалла, определяющие его красоту, были использованы с максимальной эффективностью. И многоопытные мастера, не имеющие понятия ни о кристаллографии, ни об оптических свойствах кристаллов, тем не менее никогда не ошибаются в выборе правильного положения для кусочка минерала, в котором-то и кристалл зачастую разглядеть трудно.

Из мастерской мы напрямик отправляемся к местам добычи самоцветов. Широкая долина вблизи от города от края и до края вся изрыта закопушками и шурфами, около которых высятся кучи отмытого гравия и гальки. И этот «кротовый» ландшафт тянется вдаль, пока видит глаз. Полуголые сингалы копошатся, роют, таскают землю. В больших шурфах по пояс в воде стоят люди и промывают в круглых, как таз, лотках илистую с гравием землю, которую набирают в ведра в близлежащих небольших карьерах и шурфах, подносят к месту промывки и время от времени подсыпают в лоток. Как выяснилось, старатели смотрят промывку после пятидесяти ведер. В каждом шурфе работало от двух до трех промывальщиков.

Лавируя между кучами отмытой гальки, мы приблизились к одному из наполненных водой шурфов и поздоровались с работающими старателями. Дружно и приветливо ответив нам, они между тем не прекращали мерно покачивать в воде свои лотки, внимательно следя за потоком мелких частиц, смываемых водой через борт лотка и медленно исчезавших в мутной воде, наполнявшей шурф.

Наше внимание привлек наиболее пожилой из старателей, по-видимому, самый старший из трех работающих в шурфе. Загорелый, почти кофейного цвета, с венчиком седых волос вокруг лысины и, особенно, с совершенно спокойным выражением лица сразу же напомнил мне фигуру отшельника из пьесы Театра кукол под руководством С. В. Образцова «Чертова мельница». К нему мы и обратились с просьбой посмотреть, что же там намылось в его лотке. Проворчав, что он промыл всего около тридцати ведер, старик все же любезно предоставил нам порыться в мелких галечках, накопившихся на дне его таза. Я действовал очень робко и поэтому ничего не нашел. Мильтон же очень быстро разгреб галечки и песчинки и вскоре извлек оттуда два круглых камешка. «Смотри-ка, кажется, звездчатый сапфирчик и «кошачий глаз»», — воскликнул он и передал оба зернышка старому старателю. Тот молча покатал их коричневым пальцем по ладони и попытался передать их мне. Дальше произошел большой конфуз. То ли у меня от волнения дрожали руки, то ли солнечные лучи били прямо в глаза, то ли еще что, но я уронил «кошачий глаз» туда, откуда его только что достали — в наполненный водой шурф.

Что человек может чувствовать в такие минуты, описать трудно. Я буквально был готов ринуться в мутную воду за этим несчастным зеленым камешком и сразу же с ног до головы покрылся липким потом. Но окружающие меня люди остались совершенно спокойны, и это подействовало как-то отрезвляюще.

Один из старателей, освободив лоток старика, быстро наполнил его илистым материалом, собранным там, куда по моей неловкости плюхнулся маленький хризоберилл, и передал лоток хозяину. Тот за несколько минут, покачивая лоток, смыл глинистую мелочь. «Кошачьего глаза» или чего-либо подобного в лотке не было. Эта процедура повторялась три раза, пока, наконец, со дна лотка из гущи галечек кварца и осколков каких-то пород не было извлечено оливково-зеленое зерно весом так каратов пять с характерным шелковистым блеском, присущим «кошачьему глазу».