Жрец запел. Адрию пришлось поднять взгляд. Молчаливые слуги взялись за носилки, на которых покоилось тело его сына. Понесли к сложенному погребальному костру. Вазилес плыл рядом. Провожал Кира в последний путь. И больше не сиял. Почти не сиял – легкий колдовской шлейф все же вился за ним. Когда Кира возложили на костер, Вазилес остановился.
Первым с дарами подошел… нет, не император Тит XII, а Гелос, просто Гелос. Свою корону, подражавшую рогам Вазилеса, он оставил. И совсем не притворялся, не скрывался за маской милостивого властелина. Стал человеком - искренним и опечаленным. Когда Гелос, хмурясь, отступил от незажженного костра, вперед двинулся Адрий. Настала его очередь.
Едва передвигая ноги, мужчина вышел из толпы. Краем глаза уцепил скорбную физиономию Дороса, скупую слезу, пущенную им украдкой. Заметил свою сестру Талию, укутанную в черные одежды. Талия… о, милая Талия! Она утешала Ианту. Обнимала ее за плечи.
«Я должен быть на ее месте… должен сам утешать жену», - мрачно подумал Адрий. Совесть ужалила его в грудь. Одарила порцией жгучего яда.
Остановившись подле костра, Адрий вложил в руку сына веточку мирта. Погладил ладонь. Холодную бледную щеку. Чудом подавил рвущийся наружу всхлип. Сдержаться помог строгий, но ободряющий взгляд Вазилеса. О да, душа Империи сочувствовала ему! И вместе с тем велела быть сильным.
Жрец все пел, а Адрий медлил, не желая покидать сына. Не мог распрощаться, отпустить… Попятиться его заставили приблизившиеся жена и сестра. Ианта… ее лицо! Адрий едва не отшатнулся, едва не кинулся прочь в бездумном желании не пересекаться с ней взглядом. Столько боли! Столько отчаяния! Обиды…
«Я больше никогда не подойду к ней, - вдруг понял Адрий, - никогда не посмею».
***
Вино горчило во рту. Казалось почти ядом. От того-то, наверное, Адрий и пил его, не разбавляя. Кувшин за кувшином… Слуги уже выказывали беспокойство. Только видом. Не словом. Для слов им не хватало дерзости. Единственным, кто попытался противостоять пьянству Адрия, был Дорос. Он явился в поместье Гетаниев два дня назад (и спустя почти пять с похорон Кира). Бледный, разбитый, осунувшийся… Пытался образумить Адрия, но Адрий прогнал друга.
«Не нужен он мне! Не нужна мне его забота!» - рычал в голове зверь, порожденный вином. Адрий охотно согласился с ним: Дорос не нужен, Ианта не нужна. Никто не нужен. Только Кир – живой и невредимый. Или вино. Еще! Еще горче!
«Как же ты жалок!» - иной голос зазвучал в уме. Чистый, ясный. Он чем-то напоминал Дороса и все же принадлежал Адрию – ему и только ему.
«Как те портовые пьянчуги, которых так презирал!» - новый болезненный укол. Вино встало в горле и тут же пошло обратно. Выронив из дрожащих пальцев чашу, Адрий согнулся пополам. Он едва не свалился с кресла. Яркое розовое пятно расцвело на сиршейском ковре - светлом, почти белом, теперь же попросту испорченном. Адрий покривился и вытер губы, затем внезапная ярость принудила его вскочить.
«Трус!» - точно когтем поддело изнутри.
Взревев, Адрий махнул здоровой рукой, снес со столика кувшин. Тот в отличие от чаши рухнул не на мягкий ковер, а на паркет. Осколки вперемешку с остатками вина разлетелись в стороны. Дернуло плечо. Заныла сломанная рука. Адрий тяжко рухнул обратно, закрыл ладонью лицо. Очередной приступ рыданий сдавил грудь.
«Выпивка ничего не исправит… никого не вернет! - мрачно заметил внутренний голос. - И убивает она непозволительно медленно».
Рыдания отступили столь же скоро, как и нахлынули. Адрий выпрямился в кресле. В раздумьях прикусил губу. По первой он пил лишь для того, чтобы забыться и заглушить боль в сломанных костях. Потом… потом пришло желание, навязчивая идея, мысль о единственно верном лекарстве. И вино – не оно.
Поиграв желваками, Адрий снова встал. Перешагнул через разбитый кувшин, миновал розовое пятно на ковре. Для того, кто пил весь день, Гетаний двигался твердо. Уверенно даже. В пару мгновений он добрался до письменного стола. Извлек перо, кусочек пергамента, повозился с чернильницей, силясь откупорить ее одной рукой, а справившись, повел неровную дрожащую строку:
Я – Адрий Криспос Гетаний, доверенный советник Его Величества императора Тита XII, прошу не винить никого в моей смерти. Это есть мой умысел и решение. Сие послание же и прощание, и завещание.
Ианта, дорогая супруга, прости меня, если твое доброе сердце сможет простить. Я не исполнил обещаний, данных тебе в день нашей свадьбы. Видит Спаситель, я пытался, но оказался недостаточно хорош! Знай, я любил (и люблю) тебя всем сердцем, всей душой. То, что было моим – теперь твое. Земли, корабли, поместье – они твои целиком и полностью.
Дорос, верный друг мой, я горд тем, что разделил столько горестей и радостей с тобой. Боюсь, мы расстались не на лучшей ноте, а потому, молю, прости мою резкость! Присмотри за Иантой и за Талией. Талия… Она не примет моего решения, обвинит в богохульстве и будет права. Своим поступком я и впрямь иду против Спасителя, отвергаю его святейший дар – жизнь. И пренебрегаю службой своему повелителю.