Путевые чудесные приключения барона Мюнхаузена

Казалось, мы должны были неминуемо погибнуть. Но чувство опасности и ловкость моего положения дали мне возможность спасти моих спутников; когда они обмерли от ушиба, я ухватился за крылья первого и, распустив их, упал вниз, как будто на веревке. Я был очень доволен тем, что успел расплатиться долгом с обязательной птицей; она, не более как в три дня, пронесла меня по всему земному шару и дала случай видеть много замечательных вещей.

На снегах ледовитого моря мы провели нисколько минут. Я еще хотел попробовать отыскать арктический путь, что с давних времен занимал мою мысль. Но увидев, что льды громоздились сплошными массами и от холода все сжималось и замирало, я оставил предприятие до другого случая. Между тем орлы, накормленные и напоенные досыта, благодаря старому запасу провизии, готовы были воротиться назад. И через нисколько часов мы были на той же башне, с которой понеслись в воздушное путешествие.

Навестив моих друзей, я рассказал им о своих похождениях. Изумление выражалось на каждом лице; они искренне поздравили меня со счастливым приездом; весь вечер был отдан самой приятной беседе и лестным похвалам моего мужества и отваги.

Глава XXII Сборы и приготовления Барона к путешествию по внутренней Африке

Все что я сказал прежде — это евангельская истина; и если б кто осмелился заподозрить меня во лжи, я готов драться с ним на каком угодно оружии. Да, я заставлю его раскаяться в дерзости и признать непогрешимость моего рассказа. Конечно, у меня есть ошибки в числах, в названии местностей, но общий тон повести — безукоризненная правда. Да ведь задача историка или путешественника не в подробностях — это мелочи, педантизм ученой спеси, — но в идее. Поэтому клянусь и исповедую, что в моем рассказе есть истина, но только на свой лад и другого характера.

Приехав в Англию осенью, — когда жители Лондона, не поглощенные лавками, биржей и пристанью, скучают больше ледовитых медведей, я стал приискивать себе дело, чтоб не застрелиться от зевоты. Дело явилось; у меня родилось желание побывать во внутренних частях Африки, и это желайте томило меня и день и ночь. В самом деле, где же можно сделать лучшие открытия, как не в стране песков и знойного бесплодия. С этой целью я стал добиваться содействия правительства, чтоб наследовать источник Нила, и если возможно покорить все области под экватором. Наперед я знал, что эта идея понравится лордам; они очень любят подбирать к своим рукам дикие народы и, под предлогом какой-то цивилизации, обдирают их, как липку. Это я заметил мимоходом. Дело в том, что мой план был принят и, кажется, был принят особенно потому, что когда я докладывал его королеве, она зевала от скуки, а за ней зевали и министры; вероятно, чтоб отвязаться от меня, они махнули рукой и приказали мне дать корабль, экипаж и сто тысяч фунтов стерлингов.

Но этого было мало; мне нужен был ученый товарищ, который бы говорил на всех Африканских языках. В Ирландской улице, в одном из захолустий Лондона, жил некто Гиларо Фростикос, граматик, лингвист и философ. Узнав от одной старой прачки о таком сокровище, я явился к нему, без всякой баронской церемонии. Ко мне вышел человек с всклокоченной бородой, немытый и нечесаный, по крайней мере со дня его свадьбы, — с толстым брюхом, признаком высокой души и нежнейшего сердца. На красных щеках, заплывших жиром, была заметна бурная страсть к чистому джину и крепкому пиву. В глазах у него было что-то восклицательное, как междометие. Раскланявшись, я объяснил ему причину моего визита. Лингвист и философ, не дождавшись моего предисловия, заговорил вдруг на пяти разных языках, из чего я понял только одно последнее слово. Я попросил его объясниться по-английски или по-немецки; оказалось, что он не говорил ни на одном чистом языке, а употреблял разную смесь диалектов. Впрочем затруднение было побеждено, и мы стали объясняться мимикой. Расхвалив мою идею, Фростикос начал доказывать всю трудность исполнения ее, все предстоящие опасности. Желая покончить дело разом, я намекнул, что на моем корабле будет бочка джину, — и убедил его совершенно. Он согласился ехать в качестве толмача и товарища.

На другой день пришел ко мне один молодой лорд, сын богатой и древней фамилии, известной особенно тем, что она не сделала нигде и никогда ничего хорошего. Он просили меня присоединить его к нашему обществу, на что я не имел никаких возражений. Он отправлялся искать золота и бриллиантов в окрестностях Томбукту и, начитавшись восточных сказок, мечтал о какой-то короне в царстве Моталамбута. Все же лучше, подумал я, в Африке, чем в доме сумасшедших. Подумав это, я просил юного лорда явиться на корабль. 3 июня мы вышли в море.

Глава XXIII Кораблекрушение у Гвинейского берега и наказание торгашей человеческим мясом.