Мы отплыли из Амстердама, с разными депешами от Высокомочной Голландии. Признаться, путь был бы очень скучен и однообразен, если б не случилось одного замечательного происшествия. У берегов какого-то острова (простите — не помню его имени) мы бросили якорь, чтоб запастись дровами и пресной водой, что очень важно, как вы знаете, в морском путешествии. На этом-то острове вдруг поднялась такая страшная буря, что вырвала нисколько деревьев с корнями. Некоторый из них были очень тяжелы, но ветер поднял их на воздух, как соколиные перышки, и унес над землей так высоко, что чуть-чуть можно было видеть их. Как только унялась буря, они опустились вниз перпендикулярно, и каждое легло корнем на прежнее место; только на ветвях одного, которое летело быстрей и горизонтально, откуда ни возьмись — очутились муж с женой, — почтенная старая чета, очень интересная тупым выражением глаз и совершенным отсутствием лба; они преспокойно, как будто в огороде рвали, плоды с этого дерева, а оно мчалось с ними едва ли не быстрей лучшей почтовой лошади. Но тут случилась и беда, которую, если хотите, лучше назвать счастьем. Дело в том, что это странное дерево упало на голову начальнику острова, и убило его наповал. Если б оно поразило доброго человека, я назвал бы это событие действительным несчастьем, и вы, верно, пожалели бы вместе со мной; но, к общему нашему утешению, дерево было не так глупо, как думают о нем; оно рухнуло на отвратительного скрягу и тирана. Начальник был жестокий деспот; он мучил свой народ тяжелыми налогами, разорял и развращал попами, полицией, чиновниками, так что подданным его было не легче, чем каторжникам, а в царстве его было не лучше, чем в темной и наглухо запертой тюрьме. Подумайте хорошенько, и вы согласитесь, что смерть такого злодея должна быть общей радостью всякого доброго сердца.
Этот бездушный тиран был очень скуп; его палаты блестели необычайной роскошью, а подданные, бледные, исхудалые, замученные трудом и страхом, едва-едва не умирали с голоду. Потому жители, из благодарности к дереву, убившему этого урода, решились избрать свой правителем того самого чудака, который упал к ним с облаков, совершенно случайно.
Оправившись от бури и поздравив нового царя, мы поспешили, под благоприятным ветром, пуститься в дальней путь.
Около шести недель мы плыли до Цейлона, где нас встретили очень гостеприимно и вежливо. Но и здесь я испытал следующее приключение.
Недели через две после нашего приезда на остров, я провожал одного из братьев губернатора на охоту. Это был юноша крепких атлетических сил и, привыкнув к жару полуденного солнца, выносил его лучше меня. В то время, когда он уже был в глубине непроглядного леса,я только подошел к его опушке.
Задумавшись на берегу ручья, я вдруг услышал позади себя размашистый шорох; оборотившись, я остолбенел от испуга, увидев (что бы вы думали?) ужасного льва; дикий зверь шел прямо на меня, с явным желанием утолить свой голод за счет моего трупа, вовсе не спрашивая о том, хочу ли я предложить себя на завтрак ему. Что было делать при такой неожиданной встрече? Думать было некогда; ружье было заряжено мелкой дробью, а другого со мной не было. Хоть я вовсе, не надеялся убить своего врага из такого оружия, однако ж попытался испугать его выстрелом и, на случай удачи, ранить. Выстрел раздался, хотя лев еще был далеко вне его; теперь он рассвирепел и удвоил шаги, наступая на меня. Я попробовал бежать, но одна беда не приходит; положение мое с каждой минутой затруднялось: едва я повернулся назад, как перед мной очутился огромный крокодил, с разинутой пастью; направо лежал поток воды, налево глубокая пропасть, так-что куда ни повернись — везде неминуемая гибель. Растерявшись духом, я в полузабытьи упал на землю в тот самый момент, когда лев готов был броситься на меня; но, скакнув, он перепрыгнул через мое тело. Трудно сказать, в каком состоянии я находился в эту минуту; под влиянием напуганного воображения, мне представилось, что зубы разъяренного вепря уже вонзились в мои мускулы; холодный пот выступил на лице и сердце забилось, как секундный маятник. Пролежав, однако, в этом положении ни живой, ни мертвый, я очувствовался и услышал за собой необычайный шум, какого от роду не приводилось слышать. Приподняв потихоньку голову, я оглядел, что вокруг меня происходило; с невыразимым удовольствием я заметил, что лев, в припадке ярости, бросившись на меня, промахнулся и попал в раскрытую глотку крокодила. Голова одного была в зубах другого, и они начали отчаянную борьбу, что доставило мне случай увидеть самую кровопролитную сцену. Вспомнив, что со мной был охотничий нож, я вскочил и, с одного размаха, отрубил голову льву, а другим, тупым концом, воткнув его в горло крокодила, задушил и это животное.
Так победа была полная; между тем товарищ мой, думая, что я заблудился в лесу или повстречался с каким нибудь несчастьем, шел отыскивать меня. Поздравив друг друга с удачным спасением, мы измерили крокодила, и нашли, что он был сорок футов длиной.