Путевые впечатления. В России. Часть первая

По ее предположениям, она родилась в Дерпте, около 1686 года; ей было известно, что она принадлежит к римско-католической церкви; в памяти у нее сохранилось, что в Дерпте она жила до того времени, когда на Ливонию обрушилась чума и родители, страшась морового поветрия, укрылись в окрестностях Мариенбурга. Но чума уже пометила их своим знаком: она гналась за ними и настигла их — отец и мать умерли, оставив на милость Божью трех малолетних детей: дочь, которую они перед своим бегством оставили в Дерпте у родственников, а также маленькую Екатерину и ее брата, которых они привезли с собой в Мариенбург.

Какой-то крестьянин взял на свое попечение мальчика; трехлетняя девочка была вверена заботам местного пастора.

Но одновременно с маленькой Екатериной в дом священника вступила чума: пастор умер и с ним умерла часть его домочадцев.

Девочка снова оказалась в полном одиночестве.

К счастью для нее, тот самый г-н Глюк, чье имя уже упоминалось, в ту пору пробст провинции, прибыл в Мариенбург, чтобы доставить умирающим утешение Церкви. Он вошел в дом пастора, когда тот испустил последний вздох. В комнате покойника, забившись в уголок, сидела на корточках девочка — единственное живое существо, оставшееся в зачумленном доме; увидев вошедшего, она подбежала к нему, ухватилась за его одежду, назвала папой, попросила у него хлеба и не захотела отходить от него ни на шаг.

Достойный человек не отверг ребенка, посланного ему Провидением, и, поскольку никто из местных жителей не заявил о своих правах на сироту, г-н Глюк взял ее с собой и во время всей своей благотворительной поездки держал при себе.

По возвращении в Ригу, где пастор жил постоянно, он вверил девочку заботам своей жены; Екатерина росла вместе с двумя дочерьми г-на Глюка, занимая в доме положение служанки или что-то вроде этого.

Когда ей сравнялось шестнадцать лет, пастор заметил — а может быть, ему это показалось, — что его сын поглядывает на девушку нежнее, чем подобало бы сыну пробста; Екатерина и в самом деле была удивительно красива.

Было решено, что самое время выдать ее замуж.

Общественное положение девушки не требовало соблюдения особых формальностей, и потому, едва такое решение было принято, она узнала, что ей предстоит вступить в брак с молодым драбантом из лейб-гвардии Карла XII, стоявшей гарнизоном в Мариенбурге; молодой человек уже давно обратил внимание на эту девушку.

Три дня спустя после свадьбы гарнизон получил приказ присоединиться к шведской армии, воевавшей в Польше.

Драбант был вынужден покинуть молодую жену, а та, не зная, куда ей деваться, вернулась в дом г-на Глюка и продолжала служить у него в семье, как если бы ее положение ничуть не изменилось.

Как уже было сказано, жители Мариенбурга поручили г-ну Глюку изъявить генералу Шереметеву их покорность и генерал заметил Екатерину

Он воспользовался правом победителя и, указав на девушку, потребовал ее себе как положенную ему часть добычи.

Господин Глюк отважился возразить; Екатерина осмелилась что-то сказать; но молодой женщине пришлось расстаться со службой в доме г-на Глюка, чтобы войти в дом генерала и исполнять там совсем другие обязанности.

Екатерина горько расплакалась. Из служанки, которой еще вчера она была в доме г-на Глюка, ей предстояло стать крепостной наложницей в доме Шереметева.

А надо сказать, что в те времена господин был властен распоряжаться даже жизнью своего крепостного раба.

«Чтобы показать, как далеко заходит в России власть господина над крепостным, — замечает Вильбоа, — расскажу о решении, принятом Святейшим Синодом по делу одного монаха, которого мальник-прислужник обвинил в бесстыдных покушениях на его невинность.

Синод вызвал монаха, и тот после очной ставки с мальчиком сознался, что предъявленное ему обвинение правдиво. Тогда члены Синода осведомились, состоит ли ребенок на жаловании или является всего лишь крепостным рабом; поскольку было доказано, что он находится в крепостной зависимости, Синод объявил, что монах вправе делать с мальчиком что угодно, и жалобе не дали ходу. Монаху, однако, посоветовали продать этого крепостного!»

И потому Екатерина не последовала примеру мальчика, не стала жаловаться и покорилась воле своего господина.