Путевые записки эстет-энтомолога

Чтобы отвлечься от невесёлой перспективы, я принялся рассматривать бортик криницы. Переплетение застывших до каменной твёрдости стеблей было неплотным, но вода в просветы не просачивалась. Знакомый эффект: аборигены Пирены ещё и не то умели – достаточно вспомнить глиняные чаши Тхэна, непоколебимо висевшие над костром, опираясь на хрупкие тоненькие прутики. Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, я попытался расшатать край плетёной чаши – вначале лёгкими движениями, затем не стесняясь в применении силы. Бесполезно. Чтобы деформировать травяное плетение, подвергшееся психокинетическому цементированию, нужен был мощный гравитационный удар. Либо отмена психокинетического воздействия.

Сорвав в стороне оранжево-красную травинку, я рассмотрел её на свет. Хрупкий стебелёк был настолько перенасыщен влагой, что просвечивал на солнце как стеклянный. Несомненно, что основным компонентом фотосинтеза этого растения являлся хлорофилл d – именно он обусловливает красный цвет, хрупкость структуры и водянистость. Но почему небо на Сивилле зеленоватое? Кислород придаёт атмосфере голубой цвет, а из всех газов, обеспечивающих атмосфере зелёный, есть только один – хлор. Но будь в воздухе Сивиллы хлор, я бы не сидел сейчас на траве и не решал эту загадку – уже первые несколько вдохов привели бы к летальному исходу.

Я раздражённо отбросил травинку – нашёл, чем голову забивать! – и попытался встать, чтобы продолжить путь. Но тут же охнув, снова сел. Я натёр ноги! Это было настолько неожиданно, что некоторое время я в полном недоумении рассматривал бригомейские кроссовки. Натереть в них ноги невозможно ни при каких обстоятельствах! Разве что на Сивилле…

Второй раз разувшись, я уже не рассматривал ступню, а внимательно изучил внутреннюю поверхность кроссовки, ощупал её, вытащил стельку. Так и есть, псевдоживая санитарно-гигиеническая структура кроссовки умерла, и оставшаяся оболочка теперь ничем не отличалась от обыкновенной обуви. В нехорошем предчувствии я отшвырнул кроссовку, лихорадочно дёрнул молнию на куртке, расстегнул и попытался активировать биотраттовый комбинезон. Никакой реакции не последовало. Утратил биотратт свои санитарно-гигиенические и мимикрирующие свойства точно так же, как и кроссовки. Не знаю почему, но очень уж хотели сивиллянки, чтобы я предстал перед ними в чём мать родила. Фигурально говоря, конечно. Однако в одежде и обуви, утратившими функциональные особенности, я чувствовал себя приблизительно так, как чувствовал бы себя, скажем, кардинал Ришелье, появившись на приёме у короля с фиговым листком вместо мантии. Каждому уровню цивилизации свои одёжки…

Словно ощутив моё смятение, тёмная масса в глубине сознания колыхнулась, и я до крови закусил губу, чтобы не позволить ей подняться на поверхность. Почему-то представлялось, если это давнее, заблокированное некогда воспоминание всплывёт, то последствия будут аналогичны последствиям деяния Великого Ухтары на Раймонде. Только не вода озера Чако обратится в пыль, а моё сознание.

Чувствуя сквозь острую боль, как кровь медленно сбегает по подбородку, я обулся и встал на ноги. Твёрдое решение идти далее, вернуло душевное равновесие и позволило расцепить зубы. Самое главное – постоянно нагружать мозг работой, чтобы не возникали сомнения в бесполезности моей затеи. Праздность ума бередит душу и вызывает ненужные воспоминания.

Наклонившись над криницей, я смыл кровь, ополоснул лицо. Что-то с криницей было не так. Но не в чистой воде было дело, и не в плетёном бортике, зацементированном психокинетическим воздействием. Не так было с самим её существованием. Я отчётливо помнил, что почувствовал жажду лишь тогда, когда наткнулся на криницу. Значит, либо подсознательное желание напиться привело меня к воде, либо… Либо кто-то, предугадав желание, соорудил криницу на моём пути. Что ж, этого следовало ожидать, поскольку вероятность того, что жаждущий в пустыне случайно набредёт на колодец, чрезвычайно мала. Весьма благоустроенная планета, хотя лучше бы здесь природа была дикой, и при мне находились ловчие снасти… Интересно, а когда я захочу есть, передо мной раскинется молочная река с кисельными берегами? Или трава заколосится бифштексами?

Я оглянулся и увидел на рыже-багряной равнине ровную, как по линейке, цепочку своих следов, уходящую за горизонт пунктиром будто запёкшейся в кровь раздавленной травы. Ещё одно подтверждение, что отнюдь не подсознание привело меня сюда – в поисках воды я бы петлял по равнине. И ещё об одном сказали следы – на Сивилле не было крупных животных, в противном случае трава эволюционно приспособилась бы к такому воздействию – на земном лугу за мной в лучшем случае остался бы след примятой травы, но никак не раздавленной. Впрочем, не только крупных, но и мелких животных и даже насекомых я здесь пока не видел. Кроме плывущих высоко в небе экзопарусников.