Путевые записки эстет-энтомолога

В преддверие сумерек небо позеленело, и я уже не видел парящих надо мной хороводов Moirai reqia . Лишь кое-где на западе виднелись у самого горизонта еле заметные точки. Где-то там, вероятно, находилось их гнездовье, родовище, место ночлега или что-то в этом роде. И мой путь лежал именно туда.

Первые шаги дались с трудом, но затем я расходился и почти не обращал внимания на растёртые ноги. «А всё-таки любопытно, – думал я, чтобы чем-то занять голову, – почему кислородосодержащая атмосфера имеет на Сивилле зелёный цвет?» Мне дважды довелось побывать на планетах с хлорной атмосферой и видеть сквозь гипербласт гермошлема зелёное небо. Но то была иная зелень, грязно-серая, не имеющая ничего общего с изумрудно-прозрачной зеленью сивиллянской атмосферы. Исключение представляло небо Трапсидоры, земноподобной планеты с кислородосодержащей атмосферой. Но там цвет неба обусловливался живущими в стратосфере оранжевыми бактериями, отчего небо приобретало люминофорную мутновато-зеленоватую окраску и долго светилось в ночи после захода солнца. Таких же небес, как на Сивилле, мне видеть не доводилось. Возможно, на цвет неба оказывал влияние гипотетический темпоральный сдвиг на границе тропосферы – не случайно же из космоса Сивилла выглядела планетой со сплошной густой облачностью, в то время как наблюдатель с её поверхности не видел над головой ни одного облачка. Однако об этом можно только гадать. Гипотетическими артефактами, как и наличием бога, можно объяснить что угодно.

Закат на Сивилле представлял собой необычное, но отнюдь не феерическое зрелище. Чем ниже солнце опускалось к горизонту, тем сильнее, вопреки законам оптики, оно слепило глаза, наливаясь оранжевым светом. В то же время небосклон всё сильнее окрашивался густой зеленью, но ни одна звёздочка не проявлялась на нём. Вечерней зари я так и не увидел. Казалось, солнце и небо существуют отдельно друг от друга, и солнечные лучи не рассеиваются, будто атмосфера здесь отсутствовала. Солнечный диск коснулся горизонта, начал скрываться за ним, и когда над обрезом земли остался лишь краешек светила, его свет превратился в ослепительный плоский луч, отделяющий багряную равнину от ставшего почти чёрным неба.

Непроизвольно зажмурившись, я остановился. А когда снова открыл глаза, меня окружала сплошная темень. До этого я как-то не задумывался о ночлеге, но сейчас вдруг понял, что ночевать придётся посреди равнины и спать не на голой земле, а ещё хуже – в мокрой каше раздавленных растений. И если на любой другой планете ночлег на голой земле в активированном биотраттовом комбинезоне был для меня само собой разумеющимся делом, то здесь я оказался в положении первобытного человека, застигнутого ночью посреди равнины без каких-либо средств жизнеобеспечения. Хорошо ещё, что ткань комбинезона сохранила водонепроницаемость и нулевую адгезию – в отличие от биохимических свойств, чисто физические не исчезли, – но утешало это мало. Мёртвый биотратт не поддерживает внутри комбинезона оптимальную температуру, и к утру я точно замёрзну. Значит, оставалось одно – продолжать двигаться в потёмках, ориентируясь по звёздам. Спать буду днём.

Я запрокинул голову, но звёзд на небе так и не увидел. Полная чернота. И только через пару минут, когда зрение адаптировалось, я различил в зените несколько белесых туманных пятнышек. Великий Аттрактор… Не повезло мне – Млечный Путь раскинулся на небе противоположного полушария, а здесь царствовал межгалактический мрак. И не одной звезды, расположенной вне гало нашей Галактики, не было в этом секторе на многие сотни парсеков. Только сейчас я со всей остротой осознал, что нахожусь на самом краю обитаемого мира. Возможно, на самой древней планете с самой древней цивилизацией Milky Way Galaxy, представители которой со снисходительным удивлением многомудрых, уставших от жизни старцев рассматривают меня со стороны как диковинную букашку.

Опустив взгляд, я с изумлением увидел, что вся равнина начала светиться призрачным багряным светом. Тускло, не освещая ничего вокруг себя, тлела каждая травинка, и только мой след с раздавленными стеблями полыхал ярким пунцовым пунктиром. Свечение равнины колебалось, трепетало волнами холодного призрачного огня, но я не ощущал ни малейшего дуновения. Не было ветра на этой планете, полная атмосферная статичность, а то, что я испытал после разговора с сивиллянкой, оказалось прозаическим схлопыванием воздуха при её межпространственном исчезновении. Возможно, колебание свечения объяснялось атавистической памятью травы о некогда гулявшем над равниной ветре, а возможно – побочным эффектом её метаболизма, но мне, честно говоря, было всё равно. Благодаря светящемуся пунктиру своих следов, я видел, в каком направлении следовало идти. Правда, теперь придётся часто оглядываться, чтобы не сбиться с пути, но и на том спасибо.