Наконец, есть воздержание как свойство всякой добродетели. Пребывая в добродетели человек стоит как на островке, где нет страсти. Вокруг море и волны холодной воды, на островке же тихо, солнечно и тепло. Пребывая здесь, человек свободен от плотских разжений, здесь их просто нет. И потому всякий худой помысел или движение страсти он слышит как несвойственное ему, различает его от того, чем живет сам, узнает его как вражее движение. Он может не поддаваться ему, не увлекаться им. Таким образом, пребывая на любом из трех видов островков воздержания, он может не сходить с него, ибо слышит, что тем потеряет жизнь и для себя, чистого, благоугодного, начнет погружаться в смерть, оскверняясь сладостью греховной, помрачаясь и теряя благодать. Вкусивший сладость воздержания не так просто расстанется с нею. Напротив, будет желать ее, как жизнь. Будет держаться за нее. Но, чтобы встать в воздержание, нужно в себе опытно его услышать, в жизни реально испытать. Обретается оно с двух сторон — собственными усилиями и благодатью Божией. В переходный период, когда человек пытается уклониться от страсти, не всегда ему это удается, бывает все равно она его достает и силится увлечь в свою грязь. Чем удержаться в этом случае, чем стоять против нее? Сознанием и силою духа своего. Действительно, сильные духом берут себя в руки и владеют собой. Но как узнать, что это не будет действием по духу мира сего? Немало же людей светских вполне владеют собою и держатся в назначенном для себя приличии не только на людях, но и один на один с собою. Воздерживаются одни в пище ради здоровья или фигуры, другие в эмоциях, чтобы не ронять себя ни в глазах людей, ни в собственных глазах, третьи хладнокровны и жестки к себе и к людям, так что воздержание в чем-либо для них ничего не стоит. Этого ли воздержания ищет православный человек? Нет, и еще раз нет. Более того, если кто и имел такое в своем характере до оглашения, знает, что с началом действия призывающей благодати светское владение собою начинает опадать и растворяться. Настолько, что человек не узнает сам себя. Много из прежнего приходит в нем в расстройство. Благодать угашает в нем и отодвигает в не действие его дух мира, и человек от себя может поучаствовать едино с благодатью в очень немногих действиях, которые раньше ему были присущи и доступны. Во многих других он обнаруживает свое безсилие и безпомощность. Когда же в переходный период благодать сокрывается в сердце его, ради его собственных усилий, тогда начинает подниматься в нем на свободное место прежний его характер. Наступает время очень опасное для всего дальнейшего воцерковления и порою до крайности сложное. Немало людей в этот период переходят в теплохладное состояние, оставаясь в Церкви, а кто-то и совсем оставляет церковную жизнь. В это время всем нам помимо всего прочего надо учиться еще и воздержанию.
Много помогает в этом пост, т. е. отказ в среду и пятницу и в дни многодневных постов от скоромной пищи и супружеской близости. Ради Господа, ради верности Христу, чтобы в эти скорбные для Него дни остаться с Ним и не встать на сторону Иуды Искариота или народа, предавшего Его на распятие. Не устраивать себе Безпечный пир в дни скорбей Господних, как это делают люди, не знающие Господа. Но пост может и не помогать воздержанию, если он совершается только ради определенных дней в году. Чтобы помогать воздержанию, он должен совершаться ради нее самой тоже, ради добродетели. Ею, добродетелью, человек приближается ко Христу много больше, чем когда он ради Господа хранит дни поста. Те, кто хранят только пост, обычно по завершении поста набрасываются на еду так, что бывают серьезные расстройства пищеварения. Бывают случаи, когда едят так, что отравляются скоромной пищей. До революции, говорят, вся медицинская служба приходила в чрезвычайную готовность в дни светлой Пасхальной седмицы. Бывали и смертельные случаи отравления пищей. Люди, выдерживающие пост, с нарастающим вожделением ждут обычно окончания поста. Радость Господнего праздника в значительной степени становится торжествующей из-за разрешенной пищи и близости.
Вспоминается случай, когда по необходимости мне нужно было заехать к очень близкому мне человеку поздно ночью. Было без пятнадцати двенадцать (полночь). Он лежал уже в постели, а перед ним на табуретке стояла тарелка с куском бисквитного торта. Была среда. Он ждал ее окончания, чтобы в двенадцать ночи по удару часов съесть вожделенный бисквит.
Авва Дорофей такую ревность о Господних днях называет неразумной, так как она обращена к внешним событиям и не радеет о внутренних обретениях, т. е. о добродетели воздержания.
Обычаи, обращенные к добродетели, совсем иные. Так, на Руси в отдельных деревенских общинах в первые три-пять дней светлой седмицы не варили мясных супов, ели крапивные щи. Ради этого сушили ее летом или собирали свежую. Мясное начинали вкушать с четверга или вообще со светлой субботы.