Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

Одновременно с этим русский министр искал поддержки и у партнеров по Антанте, 31 октября и 1 ноября призвав их также оказать давление на болгарское правительство, чтобы прекратить наступление в Чаталдже. Как он заметил Бьюкенену, границы, предусмотренные Сан-Стефанским миром, должны «лечь в основу будущего урегулирования», однако же в Адрианопольском вилайете София ничего более не получит. Сазонов надеялся, что и британцы с французами будут держаться с болгарами той же линии[181]. Так что русские послы в Лондоне и Париже 1 ноября попросили тамошние правительства хотя бы в рекомендательном порядке обратиться к Софии по поводу нежелательности оккупации Константинополя[182]. В тот же день Сазонов имел беседу с французским посланником Луи, которому – с нарочитым преуменьшением – заметил, что Россия столь печется о судьбе Адрианополя, поскольку вопрос Константинополя всегда был для нее весьма chatouilleux — чувствительным, щекотливым[183].

Великобритания и Франция согласились на предложенную Сазоновым демаркацию (Марица – Адрианополь – Черное море), но наотрез отказались давить на Болгарию так, как того желали бы в России. Грей получил сведения, указывавшие, что болгары вряд ли остановятся у Чаталджи, учитывая, сколь победоносным был их путь туда. Он полагал, что если они нынче отступятся, то Турция соберется с силами и нанесет ответный удар[184]. Из Парижа пришло возражение Пуанкаре, отмечавшего, что такого рода давление на болгар, за которое ратовал Сазонов, лишь «отдалит их от держав Тройственной Антанты», облегчая австрийцам «заключение собственного соглашения с Софией». Пока же, резюмировал он, с данным предложением [Сазонова] лучше повременить[185].

Тем не менее Сазонов упорно искал консенсуса в отношении остановки болгарского продвижения. Все отчетливее слышались речи о грядущем взятии болгарами Константинополя, и даже король Фердинанд уже грезил о триумфальном вхождении в город и величайшую православную святыню – Софийский собор, – ныне все еще мечеть[186]. Подобные настроения увеличивали вероятность беспорядков и погромов как в самом Константинополе, так и по всей Османской империи. Кроме того, взятие Константинополя болгарскими союзниками давало им серьезнейший аргумент в будущих переговорах с державами[187]. Сазонов желал во что бы то ни стало пресечь болгарское наступление на турецкую столицу, подчеркивая необходимость оперативных действий со стороны держав.

Сазонов заявил, что в случае взятия Константинополя Россия готова присоединиться к любой согласованной державами международной военно-морской демонстрации у берегов турецкой столицы с целью обеспечения «непродолжительности болгарской оккупации», ибо всякая продолжительность таковой была чревата новыми угрозами. В беседе с британским послом Сазонов настаивал, что столица и ее окрестности «должны остаться либо турецкими, [либо же] сделаться русскими, и тогда уже Россия будет вправе расценивать попытки какой-либо державы овладеть ими в качестве casus belli»[188], тем самым ясно подтверждая, сколь жизненно важен был Константинополь для России; единственным же, что, помимо этого, могло спровоцировать русскую интервенцию, было нападение Австрии. Словом, Россия выступала категорически против того, чтобы болгары оказались в Константинополе и тем более инкорпорировали его в некое новое, разросшееся болгарское государство.

В менее же «чувствительных» областях Сазонов уже был готов пойти на компромисс: так, если болгарам удастся взять Адрианополь и разрушить фортификации, «Россия, возможно, согласится, чтобы город остался за Болгарией»[189]. В состоявшейся 2 ноября частной беседе с Бьюкененом Сазонов разъяснил общее направление политики, определяющее позицию России вплоть до окончания кризиса: Болгарии будет дозволено расшириться за пределы сан-стефанских границ, включая даже Адрианополь, но султан должен сохранить реальный суверенитет над проливами, побережьем и Константинополем с достаточной окрестной зоной для их обороны.