Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

Ситуация мало изменилась и в течение следующей недели, прошедшей под знаком русско-французских споров об экономическом бойкоте. Никаких самостоятельных военных шагов Россия больше не предпринимала, поскольку еще оставалась надежда, что Сазонову удастся добиться согласованных действий держав, и Николай отказался от силового пути, за исключением крайней на то необходимости[299]. 10 августа Болгария, Греция, Румыния, Черногория и Сербия подписали Бухарестский мирный договор – не слишком щедрый для Болгарии по части границ с означенными державами, а потому побудивший Россию попытаться добиться хоть каких-нибудь преференций и для Софии [Helmreich 1938: 403–404].

Уже казалось, что все усилия России тщетны, но турецкие действия в районе реки Марицы побудили державы к противодействию. 13 августа Турция уведомила Россию, что в связи с резней, учиненной болгарами среди местных мусульман, ради их защиты турецкие силы вынуждены будут пересечь реку. Сазонов решительно предостерег Турхан-пашу от подобных шагов, заметив, что возобновление войны с Болгарией может «обернуться [для Турции] войной и с иной державой», разумея, очевидно, Россию[300]. Не теряя времени, Сазонов тут же обратился к державам, указывая несговорчивым союзникам на цену турецких обещаний в свете новой угрозы: ведь только в конце июля турки обязались не оккупировать земли в районе Марицы, а теперь намеревались предпринять ровно обратное[301]. И неудивительно, что, в очередной раз пренебрегая протестами со стороны держав, турецкие войска форсировали реку. Допустить, чтобы Болгария, уже порядком обделенная Бухарестским договором, оказалась теперь территориально даже беднее, чем до начала войны, Сазонов не мог. Болгария могла, конечно, отступить ненадолго, но, чуть только восстановив силы, она вновь попытается развязать новую войну, в очередной раз накаляя общеевропейскую ситуацию и угрожая безопасности проливов. Кроме того, Сазонов полагал, что Великим державам не следует более дозволять туркам «столь презрительно относится к Европе, тем паче, что нынешние их действия идут вразрез с их прежними заверениями», и в очередной раз сетовал на недостаточную поддержку России со стороны держав[302]. Бьюкенен понимал, что Сазонов в равной мере отстаивает и европейский, и русский престиж: ведь Россия уже неоднократно возвышала голос перед Европой и собственным народом, настаивая на достойной компенсации болгарам, а нынешние турецкие действия говорили совершенно об обратном. А если, окрепнув, Турция будет склонна открыто пренебрегать мнением держав, положение России в проливах может сделаться еще более шатким.

Сазонов с готовностью принял новый вызов, оставив текущий вопрос по Адрианополю, который надеялся разрешить через финансовое давление на Турцию. Он возобновил утратившую было актуальность угрозу независимых силовых мер воздействия со стороны России и предложил Тройственной Антанте отозвать послов из Константинополя. Если же державы откажутся, тогда Россия может отозвать своего посланника и оккупировать турецкий выход к Черному морю[303].19 августа турецкое правительство отвергло обвинения в том, что войска продвинулись за Марицу далее, чем того требовала безопасность Адрианополя и железнодорожного сообщения с Константинополем, подчеркнув свою приверженность июльским обязательствам[304]. Еще прежде, чем он узнал о заявлении турецкой стороны, Сазонов получил дозволение Николая отозвать в случае необходимости – и вне зависимости от действий Великобритании с Францией – Бирса из Константинополя. Прочие меры было решено определить позднее[305], и это, вероятно, указывает, что Николай все еще не был расположен идти силовом путем, за исключением крайней на то необходимости. Ознакомившись с турецкой позицией, Сазонов решил, что проводить сформулированные ранее угрозы в жизнь смысла пока не имеет, но через Гирса потребовал подтвердить заверения делом – иначе принять их Россия отказывается[306].