Пока за морями русские посланники пытались помешать турецким планам, отечественное Морское ведомство получило от Думы дополнительное финансирование на развитие судостроительной программы. 30 марта 1914 года Григорович подал в Думу законопроект о строительстве новых кораблей на Черном море, включая и четвертый русский дредноут; в сопроводительной записке указывалось, что строительство турецких кораблей в Великобритании представляет серьезную угрозу для русского флота[378]
. Некоторое время Военно-морская комиссия обсуждала, будет ли запрошенных средств достаточно, после чего Дума одобрила проект[379]. Желая убедиться, что рекомендации февральского совещания исполняются должным образом, 30 июня Сазонов осведомился у морского министра о ходе усиления Черноморского флота[380], на что в середине июля Григорович ответил предложением «внести [проект дополнительного финансирования] в Совет министров и законодательные учреждения [Думу] в виде особой программы», предусматривающей постройку нового дредноута в дополнение к заложенным еще в 1912 году трем, отметив, что финансирование постройки еще двух линкоров всецело зависит от темпов и намерений Австро-Венгрии или Турции и далее наращивать свой флот[381].С началом войны было намечено – хотя и не гарантировано – крупное пополнение Черноморского флота. Внешние оценки данной программы были весьма неоднозначны. Британский военный секретарь был настроен скептически, полагая, во-первых, что определенная на 1917 год дата завершения морской программы чересчур оптимистична, а во-вторых, что к тому времени невозможно достаточно повысить уровень квалификации личного состава, чтобы новые корабли использовались наиболее эффективно[382]
. Напротив, французский морской атташе, ближе знакомый с офицерами и особенностями русского флота, считал, что экипажи готовят должным образом[383]. Он ожидал, что готовящаяся Россией на севере флотилия вынудит немцев не только разделить свои морские силы между Северным и Балтийским морями, но и отрядить на Балтийское побережье большее количество войск на случай высадки там русских. Имей место подобное перераспределение сил, Королевский флот получил бы преимущество в Северном море, а французы – сокращение (по крайней мере поначалу) враждебных сил на границе с Германией. Словом, он не сомневался, что к 1917 году Россия будет располагать достаточными черноморскими силами, чтобы не допустить эскадры Тройственного союза в проливы[384].Помимо усилий по замедлению или прекращению роста турецкого флота и увеличению собственного, третий элемент намеченного выше «плана» МИДа предполагал наращивание темпов собственного судостроения, бывшего до неприличия неторопливым. В марте 1914 года французский морской атташе отметил, что в сравнении с прошлым годом русские верфи работали уже намного эффективнее. По его данным, количество рабочих удвоилось, а с учетом прочих нововведений, внедренных за последние несколько лет, он полагал, что русские судоверфи теперь не уступают в скорости иностранным[385]
.Параллельно с напряженной работой по усилению флота русские власти провели важную дипломатическую встречу с турецкими. По сложившейся традиции, когда в мае царь отправился на несколько недель в ежегодную поездку в Крым, султан «в знак вежливости» отправил туда приветственную делегацию. В этом году ее возглавил близкий к младотурецкой верхушке министр внутренних дел Мехмед Талаат-бей. После двух дней ничем не увенчавшихся переговоров, на прощальном банкете, отведя Сазонова в сторону, Талаат-бей предложил ему союз между двумя империями. Сазонов был застигнут врасплох и отвечал уклончиво, впрочем не отказом. Он предложил возобновить обсуждение этой идеи в Константинополе при участии Гирса. В общем, реакция Сазонова была весьма взвешенной: с одной стороны, он пока не имел уверенности, что Великобритания или Франция оценят возобновление двусторонних отношений России с Турцией, учитывая, что затеянные в 1911 году Чарыковым переговоры в большой восторг их не привели; он также понимал, что Германия и Австро-Венгрия, при подобном повороте лишь терявшие влияние на Турцию, выступят решительно против. Вполне вероятно, что Центральные державы ответят давлением на Россию в какой-либо непредвиденной сфере. Впрочем, с другой стороны, пусть Лиман фон Сандерс и не получил прямого командования над войсками в Константинополе и проливах, но немецкое влияние в османской армии и в целом в империи с очевидностью возрастало. Так что формальное соглашение с Турцией значительно улучшило бы позиции России и Тройственной Антанты в противодействии немецкой экспансии. Давление со стороны Германии и Австрии так и не позволило турецкому правительству слишком продвинуться в новом направлении. И тем не менее на краткий миг в Европе мелькнул луч надежды, что, возможно, на востоке образуется новое союзное объединение[386]
.