Пути, перепутья и тупики русской женской литературы

Вот чтоб позабавить нас, начал он говорить, как настоящий тверитянин: «А что-ста, красненькие девочки, я чай, вы много-ста в нынешнее лето грибов набрали?» — «Нешто-ста, барин». — «Да что-ста вы делаете из них?» — «Да нонича-ста, так варим, да идим, а на зиму-ста шусим». — «И много нашусили-ста?» — «Живет-ста». Мы не могли без смеха слушать этот разговор…[967]

Как и в других вышеописанных травелогах, у Ишимовой довольно много места отводится описанию костюмов местных жителей, вероятно, потому что это зримо выделяет их как других, не таких, как мы, и потому интересных с этнографической точки зрения:

Довольно странно видеть вовсе нерусский танец между такими настоящими русскими людьми, каковы тверские мещане, особливо если в числе их попадутся девушки в старинном наряде тверских горожанок. Таких еще можно видеть в Твери и подивиться их дорогим ферязям и их крупному жемчугу. Жаль, что в толпе, попавшейся нам, не было уже ни одной такой: верно, она понравилась бы мне более этих смешных щеголих, разодетых в самые уморительные шляпки с огромными букетами цветов, в платья странного покроя из ярких шелковых материй; но посреди этого безвкусия вас вдруг поразит богатая мантилья, щегольской шарф, выписанные из Москвы или Петербурга. Ты, верно, думаешь, милая сестрица, что я шучу, рассказывая тебе это о тверских щеголихах почти самого простого звания. Нет, это все настоящая правда: моды, благодаря большой проезжей дороге от одной столицы к другой, дошли и до простого класса тверских жителей и завладели там женскими сердцами[968].

В этом внимании к деталям костюма (именно женского), а также к содержимому лавок и магазинов и вообще во внимании к деталям, мелким живым подробностям, к впечатлениям, а не трактовкам, объяснениям и сведениям, мы, вероятно, можем видеть проявление особенностей «женского взгляда». Он у Ишимовой заметен и при описании Торжка: