Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

Указанным терминам не вполне присуща и сколько-нибудь ясно расслышиваемая стилистическая окраска. Исключение составляет, пожалуй, слово «понаехавшие» – своеобразное, определенно негативное, социально-культурное клеймо, накладываемое обычно на чужаков. Есть и более замысловатые примеры. В одной из деревень нам довелось услышать подобного же рода оценочное прозвание, адресованное семье образованных горожан, перебравшихся сюда на постоянное жительство – «варяги». И даже некую пословичную формулу, в которой застыла раздраженная реакция местных властей на культурные инициативы приезжих (организацию кружков, конкурсов, возрождение праздников и т. д.): «пришли варяги – начались напряги». Однако такое стороннее ворчание довольно безобидно. Но есть и откровенно язвительные выражения. Например, по М. Фасмеру, в Сибири новоселам старожилы дают собирательное название «поселюга»[385]. Подобные лингвистические метки («варяги», «залетные», «заезжие», «понаехавшие», «поселюги») могут восприниматься прежде всего как сигналы чувствительного обострения миграционной ситуации в отдельных регионах страны. А также как акты чуть ли не инстинктивного выстраивания социально-культурных границ между местными и нездешними. В остальном же здесь словесно закрепляется простой факт межселенного перемещения.

Таким образом, подавляющее число существующих сегодня в науке наименований групп людей, передвигающихся по территории страны, отличается языковой нейтральностью, и в этом смысле – понятийной однозначностью. Это обстоятельство делает их весьма удобными для включения в разного рода учетно-статистические ряды. И в этом их безусловная функциональная ценность. Зафиксировать, пересчитать и распределить по соответствующим территориально-пространственным проекциям людские потоки – дело совершенно необходимое и важное в свете задач национально-регионального управления и развития.

Но ограничиться одной статистикой в рамках нашей проблематики вряд ли возможно. При переходе на содержательно-наполненный уровень понимания феномена переезда городских жителей именно в деревню и именно с намерением дожить свой век в решительно обновленной среде обитания одних только нейтральных понятийных конструкций, как нам кажется, не вполне достаточно. Необходима очередная, более продвинутая, нагруженная положительным оценочным смыслом понятийная позиция. Именно позитивная коннотативность, пусть даже самого незамысловатого, но синонимически вбирающего в себя богатый спектр ассоциативных отсылок и оттенков, термина позволяет информационно и аналитически охватить феноменологическую и экзистенциальную полноту анализируемого, в сущности, простого события – смены жизненного пространства.

Это довольно тонкое методическое обстоятельство хорошо осознают специалисты, занимающиеся научным наблюдением за людьми, избирающими деревню как место даже не постоянного, а лишь периодического (отпускного, летнего, каникулярного) проживания. Вот так, увлекательно и одушевленно, отображается экзистенциальный пейзаж столичного мигранта в село в одной из свежих социологических публикаций.

«Жизненный мир и ценностные ориентиры городского поселенца в деревне – многоуровневая ментальная конструкция, которая включает различные компоненты. Это переживание пространственной удаленности от мегаполиса, попытка уйти от цивилизации в мир уединения, „заброшенность“ в мире, поиск лучшей экологической среды обитания, удовлетворение эстетического чувства, возникающего при виде девственных природных ландшафтов. Наконец, обретение „дома“ во всем многообразии смыслов, включая возрождение исторической памяти: реконструкция локальных построек, сохранение предметов быта и документов, воспроизводство традиционных бытовых практик»[386]. Несмотря на то что изображенная здесь «ментальная конструкция» больше похожа на конгломерат разнообразных эмоциональных реакций новоявленного хозяина, с приподнятыми чувствами оглядывающего прелести буколической обстановки, здесь выразительно схвачен именно сельский мир, предстающий на это раз в виде вещей, недоступных и даже чуждых миру современного мегаполиса.