Как это осуществить? Если представления об успешности подворий сосредоточиваются преимущественно на уровне их оснащенности ресурсами, то это та проекция, на которой затруднительно разглядеть искомую «смысложизненную» проекцию человеческого труда на земле. В данном случае необходим переход на новый уровень понимания, где формы материально-технической оснащенности семейных дворов и подворий рассматриваются уже не в качестве некой самоценности и завершенности, а лишь как частный аспект иной проблематики. Проблематики, связанной с существованием человека как творящей целостности. Проблематики, в рамках которой идет поиск условий, обеспечивающих подлинную универсальность человеческого присутствия.
Что обеспечивает основу общественного деяния, рассчитанного на историческую перспективу? Забота о будущности русской деревни, конечно, входит в список таких дел. Далекий по времени, но самый сильный ответ мы находим у A.C. Пушкина в «Борисе Годунове». Гаврила Пушкин, обращаясь к Басманову и склоняя его к переходу на сторону Лжедимитрия, говорит: «Но знаешь ли чем сильны мы, Басманов? / Не войском, нет, не польскою помогой, / А мнением; да! мнением народным»[397]
. Инструментарий военной оснащенности отодвинут здесь в сторонку «мнением». Что это такое? Как установил лингвист и семиотик Ю.С. Степанов, концепт «мнение» (а также «общественное мнение») в русском языке необходимо включен в следующий семантический ряд: 1) мнение, 2) общество, 3) мечта, 4) настроение, общественное настроение, 5) коллективный разум[398]. Именно «мнение» как атмосфера общественного осознания смысла любого действования создает некое «настроение», которое служит источником, накрывает и пускает в ход всю ту массу занятий, разворачивающихся в рамках конкретных производственных действий новых поселян. Машинерия, разумеется, поддерживает эти практики, но всесильно здесь именно настроение. В «Войне и мире» Л.Н. Толстой не без иронии сравнивает «правильную позу фехтовальщика» Наполеона, его умение «по всем правилам стать в позицию, сделать искусное выпадение» и национальное настроение русских, превратившееся в «дубину народной войны», которая «поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие»[399]. «Глупая простота» новых поселян, нередко заметная в их хозяйственных действиях, а порой и чудачествах (что видно по их жилищам, цветникам, беседкам и аллеям), оказывается важнее рациональной вещной оснащенности. Она создает особенное, долгосрочное, упрямое настроение, пронизывающее состав совокупного деревенского бытия.И в этом месте мы в последний раз обращаемся к заголовку статьи, чтобы объяснить теоретически и продемонстрировать на примерах, что мы имеем в виду, когда употребляем понятие «мир», «мир поселян». Что означает само понятие «мир», если всмотреться в него как в некое единство, заданное не в последнюю очередь уникальностью именно русского языка?
«Единство мира таинственно, оно существует не по способу суммы и не по способу пространства и множества. Все-таки на самом деле когда люди говорят, что мир – это все, совокупность всего, они говорят не всерьез»[400]
. «Не всерьез» в данном случае говорят не столько люди. Здесь хитроумно шутит сам русский язык. Он устроен так, что «мир» – это и «все вместе», и «покой, тишина, согласие». Поэтому-то так непросто подступиться к подлинному пониманию этого феномена. Мир – это не только «все». Миру отнюдь не предписана всеохватывающая, элементарно-накопительская, сгребающая разнообразные вещи в один вселенский курган энергетика. Природа мира иная, и если говорить о мире «всерьез», то его позитивная дефиниция такова: это –