Читаем Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI полностью

Нам кажется, что это совершенно оправданный и многообещающий познавательный ход. И, видимо, не случайно (а может быть, и по счастливому наитию!) авторами приведенного высказывания употреблено одно из понятий, которое семантически вполне сродни рассмотренным нами выше, но уже содержащее ряд важных дополнительных смыслов, а именно: представление о некой неслучайной, намеренной, многоцелевой вмонтированности в сельский пейзаж. И наряду с этим – ощущение пусть даже и интервальной, временной, но все же достаточно прочной укорененности в мире, который сравнительно прост, то есть не загроможден лишними, необязательными для обеспечения полноты органического существования вещами и событиями. И это понятие – поселенец. Разумеется, и оно не совсем точно обозначает глубинную сущность тех мотивационных и даже мировоззренческих предпосылок, которые подвигли прежде не знающих деревню людей окончательно погрузиться в обстоятельства негородского существования. Такая семантическая ограниченность поселенца выразительно подтверждается его ближайшим синонимическим дивизионом (колонист, переселенец, новопоселенец, новосел, иммигрант, ссыльный). И это обстоятельство лишний раз внушает мысль об изначальной неполноте, избирательности и сепарированности жизненных практик современного поселенца. Последний, если обстоятельства его повседневного существования вдруг значительно переменятся, спокойно и навсегда покинет деревню, вернувшись к привычным городским трудам и дням. Вот почему мы, как это видно из заголовка, сосредоточиваемся на рассмотрении той, пока что статистически незаметной, социальной группы, которую целесообразно обозначить именно как поселяне. Какова лингвистическая прописка этого понятия?

Начнем со словаря Владимира Даля. Там значится: «Поселя́нин м., поселя́нка ж. – селянин, сельский обыватель, деревенский житель, мужик, крестьянин, пахарь, па́хатник, землепашец, хлебодел, земледелец; вообще черный деревенский народ»[387]. Здесь же В. Даль указывает на языковые оттенки как «поселенцев», так и «поселян». «Поселе́нец(-ле́нка), посельни́к(-льни́ца) – поселенный, оседлый, пришлый житель, в своей избе, на своем хозяйстве»[388]. И прибавляет свой комментарий: «Поселянин, сам поселившийся, а поселенец – поселенный; но первое более крестьянин, второе также колонист, выходец, а иногда переселенцы, новосёлы, выселенцы, поселенные где за память людскую, не коренные жители. ‹…› Поселенец – что младенец: что видит, то и тащит»[389].

Последняя фраза комментария замечательна своей прогностической угадкой. Вот уж кому действительно «мир дан не на погляденье». Кто в нынешней деревне ожесточенно, как в последний раз, пользуется «дарами природы» – подчистую выстригает лечебные и кулинарные травы, буквально пропалывает до земли заросли иван-чая, опустошает грибницы, а вместо собственного, так уместного в деревне, скромного огорода заводит городской газон с искусственным поливом? Кто непрерывно и азартно занят тем, что загорает, купается, ловит рыбу и рассекает на гидроциклах в местных речках и озерах? Кто чуть ли не ежедневно озабочен приготовлением гастрономических удовольствий в виде шашлыков, барбекю и мяса на вертеле – тем более что на дым и чад никто не пожалуется? Да и в самой звуковой форме «поселенец» слышится добродушный укор, видится взгляд искоса.

«Поселянин» же, который стоит буквально рядышком, не таков. Если обратиться к современным словарям и справочникам, то в них «поселяне» определяются как «сельские жители», «крестьяне», а ресурс «Карта слов и выражений русского языка» приводит длинный список синонимов (по алфавиту: «виллан», «житель», «земледелец», «землепашец», «крестьянин», «насельник», «пахарь», «пейзан», «сельчанин», «селянин», «смерд», «хлебопашец», «хлебороб», «хуторянин»). Если обобщенно взглянуть на этот перечень, то выходит, что именно «поселяне» не имеют иных форм занятости, кроме работы на земле и с животными. В сущности, новых поселян, переехавших на постоянное жительство в деревню, следует по их основным функциональным (не родовым!) характеристикам отнести к крестьянскому сословию. В этом качестве они с исчерпывающей точностью описываются классической дефиницией Теодора Шанина. «Крестьяне – это мелкие сельскохозяйственные производители, которые, используя простой инвентарь и труд своей семьи, работают – прямо или косвенно – на удовлетворение собственных нужд и выполнение обязательств по отношению к обладателям политической и экономической власти»[390].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное