Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

При этом с точки зрения теории социального порядка базовой для политического модерна становится принципиальная «имманентизация» способов легитимации власти, то есть перенос источников обоснования права на господство из сферы трансцендентного в посюсторонний мир, в «здесь и сейчас» конкретного политического сообщества. В условиях политического кризиса периода гражданских и религиозных войн в Европе в раннее Новое время и ставшей структурно-перманентной нестабильности типично модерные способы концептуализации и легитимации социального порядка неизбежно принимали формы дискурсивной рационализации необходимости для правящих групп социальных элит получать признание (аккламацию) со стороны подчиняющихся. Как известно, в историю идей такого рода рационализации вошли под названием теорий общественного договора[118], которые не могут здесь затрагиваться подробно, так как нас сейчас интересует лишь момент функциональной демократизации, то есть значительного расширения круга тех, чья воля отныне считается релевантной для установления и поддержания социального порядка. В этом смысле можно говорить о «слабой» социальной онтологии модерна, стабильность которой понимается как функция агрегации индивидуальных воль множества, никогда не поддающегося окончательной регуляции[119].

Позже в рамках данного специфически модерного понимания политического возникнут довольно изощренные техники для выявления общей воли, достижения согласия и установления единства внутри политического союза – прежде всего через механизмы парламентского представительства. При этом в результате упомянутой структурной демократизации политического чрезвычайно остро встал вопрос о том, кто относится к делиберативно формирующему свою волю политическому народу, а кто категорически исключается из него и по каким причинам.

Карл Шмитт в своем «Учении о конституции» прямо указывает на общие религиозные убеждения как исторически релевантный для Нового времени пример субстанционального демократического равенства, поскольку именно внутри религиозных сообществ достигается такое тождество статусов всех членов, при котором все оказываются согласны друг с другом в сущностных вопросах[120]. При этом члены религиозных объединений «рассматривают себя в качестве избранных, святых и спасенных – то есть их избранность, их неравенство вовне является особенно прочным основанием для равенства внутри сообщества». Поэтому Шмитт подчеркивает значимость для возникновения современной демократии английских сектантов при Кромвеле и в качестве протагонистов идеи современной непосредственной демократии называет движение левеллеров: 28 октября 1647 года эти радикальные протестанты представили парламенту соглашение (The Agreement of the People), не имевшее практических последствий, поскольку Кромвель силой подавил это движение, но крайне характерное в интересующем нас смысле. Так, в нем выдвигались требования, хорошо известные нам сегодня по большинству современных конституций: зависимость парламента от народа, пропорциональное распределение избирательных мест; правом по рождению (native rights) в нем объявлялись: свобода совести, освобождение от принудительной военной службы, устранение привилегий, равенство перед законом, безопасность и благо народа в качестве основоположений для законодательства. Подобные принципы предполагалось установить в качестве «фундаментальных положений» и распространить среди народа для утверждения. Причем, по мнению вождя этих левеллеров Джона Лильберна (Legal fundamental Liberties of the people of England, 1949), эти «основоположения» справедливого правительства должны были получать одобрения народа в каждом графстве! Однако подобные требования равенства, религиозной свободы и одобрения законов со стороны народа распространялись лишь на собственных собратьев по вере. Таким образом, никто из этих сектантов не помышлял о том, чтобы предоставить их также католикам или тем более атеистам: Лильберн прямо говорит о том, что иметь избирательные права могут лишь благонравные, the well-affected people, способные одобрить эти основоположения. Как убедительно показывает Шмитт, «здесь речь идет не о всеобщем равенстве людей, а лишь о равенстве сторонников определенных религиозных убеждений, которые боролись против общих врагов – папизма, англиканства и государственной церкви»[121].