Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

Несколько лет назад, когда у нас точно так же на «Путях России» была секция, посвященная проблематике общественного мнения, я отчасти, может быть, в шутку, но не совсем в шутку, предложил перевернуть известную формулу we the people и сделать из нее формулу people, the we. To есть вопрос идет, собственно, о том, что, когда некто утверждает – я имею в виду: не отдельный человек, хотя отдельный человек тоже, – что он говорит от имени народа, что происходит некоторое становление народа, как становление любой другой общности, это не всегда безобидно, как, собственно, и понятие «народ» совсем не безобидное, не нейтральное понятие этнографического описания. Сам факт этого заявления, само это высказывание как публичное высказывание, как политическое действие является одним из свидетельств того, что оно не является ложным. То есть слово превращается в дело, оно превращается в реальность, причем превращается на наших глазах.

Социология, эмпирическая социология, противопоставляет этому результаты дискретных описаний: мнение одного человека, мнение другого, мнение третьего, в сумме они дают то, что старик Руссо, как мы знаем, называл «воля всех» в отличии от «всеобщей воли». И вся проблема социальных ученых состоит в том, что установить волю всех мы можем всякий раз, когда у нас есть деньги на исследования, а установить наличие всеобщей воли мы можем только в редких случаях, когда она активирована для решения конститутивных вопросов, когда вот эта конститутивная власть, конституирующее единство направляется на решение важных для становления, для существования, для продолжения существования вот этого народного единства вопросов, тогда она и существует.

Вопрос в том, собственно говоря, куда она девается в тот момент, когда нет этого соединения, когда нет – возможно, сегодня или завтра еще об этом будет идти речь – вот этого объединяющего момента аккламации, да, когда множество людей в едином порыве заявляют о своем решении. Куда это девается после того, как исчезает порыв? Куда они исчезают как народ? Они расходятся по своим домам, они занимаются своими делами. Ни один из методов социальных наук не позволяет нам установить социальную вещь «народ», потому что все эти методы, повторю, они являются методами описания дискретных событий, дискретных единиц, которые в этот момент снова рассыпались. И вот мы снова вернулись к тому, с чего начали. Что здесь делать социологам, которые не хотят быть просто нейтральными аналитиками, но и не хотят превращать свои желания в политические лозунги. Они не могут игнорировать единство народа и они не могут игнорировать его отсутствие. Вот что мне приходит в голову.

Предположим, что это единство, во-первых, не должно быть непрерывным. Оно не уходит в небытие только оттого, что оно исчезает на данный момент в своей явленности. Оно может снова вернуться, оно может снова вернуться благодаря памяти о том, что оно когда-то было. У него дискретное существование, у него непрерывная память, у него потенциальное существование как готовность объединиться ради решения общих вопросов, у него есть ожидание общей воли, у него есть представление о самом себе как о том единстве, которое неоднократно было и неоднократно будет. Вот эти, может быть, несколько торопливо перечисленные характеристики не просто измышления праздного ума. Это вещи, без которых не могут существовать некоторые ключевые процедуры, в том числе процедуры современной, современной, я подчеркиваю, нормальной, либеральной, либерально-демократической политической жизни. Предположение о существовании народа – это то, без чего становятся бессмысленными конституции, без чего становятся бессмысленными репрезентации, гимны, символы, разного рода разборки между, назовем их так, историческими фигурами, споры по поводу памяти, претензий, амбиций и всего остального.

По этому поводу возможно либо просвещенческое доказательство того, что все это с точки зрения социальной науки фикция, либо консервативно-политическое устремление в смысле политической реакции и реставрации, ведущее в духе Фрайера к довольно тяжелым политическим решениям. Нужно понимать, что именно об этом идет речь, а вовсе не о каких-то безобидных вещах. Обращение к «народу» – это утверждение, что определенный субстрат единства может быть реставрирован, может быть снова установлен как существующее в первую очередь, до и выше всех делений и оппозиций. И эти две перспективы, я повторяю еще раз, я бы предлагал держать в голове, обсуждать и оспаривать.

Олег Кильдюшов [109] . Джон Локк о единстве политического народа модерна [110]