Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

В качестве второго примера, тесно связанного с первым, Шмитт упоминает американские колонии, в которых эмигрировавшие туда сектанты или пуритане основывали новые общины, и в них свобода совести также распространялась лишь на их собратьев по вере. Так, законами пуританского Массачусетса устанавливалось, что все обязаны участвовать в публичных богослужениях; тот, кто не являлся членом религиозной общины, не рассматривался в качестве freeman; исключенный из общины наказывался тюремным заключением и изгонялся и т. д. Социологически значимым здесь является то, что совместно разделяемые убеждения (в виде интенсивного религиозного чувства) становятся квалифицирующим основанием для признания в качестве члена нового сообщества, члены которого рассматриваются как равные. При этом Шмитт подчеркивает: «субстанция этого демократического равенства, основанного на общности подлинной религиозной веры», не имеет ничего общего с представлением о принципиальном равенстве всех людей[122].

Все это нужно иметь в виду при обращении к локковским текстам о толерантности – прежде всего к «Опыту о веротерпимости»[123], написанному в конкретном историческом контексте Реставрации Стюартов в 1667 году, то есть в период религиозных гонений со стороны правительства Карла II в отношении диссидентов или диссентеров, что являлось прямым нарушением его Бредской декларации. В ней тот обещал свободу религии, допускающую религиозное инакомыслие в той степени, в какой оно не угрожает общественному порядку в королевстве[124].

Итак, исходя из конкретной религиозно-политической ситуации эпохи Реставрации, Джон Локк артикулирует базовые для модерна принципы терпимости, которые, будучи апробированными в особо чувствительной религиозной сфере, сохраняли релевантность и для других сфер жизни. Концептуализируя сложившиеся практики взаимодействия господствующей церкви и королевской власти с радикальными протестантскими сектами, а также с католиками, он формулирует рабочую схему, в которой убеждения и мнения подданных дифференцируются с точки зрения их политического и субверсивного потенциала: отношение к ним различается в зависимости от их лояльности к существующему политическому порядку.

Во-первых, Локком выделяется сфера чисто спекулятивных мнений о трансцендентном, не затрагивающих интересы государства и общества и тем самым не представляющих угроз гражданскому миру и благополучию граждан, понимаемых как единственно возможное обоснование существования политической власти. Лишь эта, политически нерелевантная область теологических спекуляций, по Локку, выводится из-под контроля ответственного правителя, прагматично рефлексирующего пределы своих полномочий. Здесь все более или менее понятно – сама специфика предмета спекуляций, то есть спасение души и пути к вечной жизни, не позволяет правителю считаться более квалифицированным в этих вопросах, или религиозно-музыкальным, как сказал бы Макс Вебер. Философ конкретно упоминает такие чисто спекулятивные мнения, как «вера в Троицу, чистилище, перевоплощение, антиподы, царствие Христово на земле и т. д.», которые «никоим образом не могут нарушить мир государства или доставить неудобство моему ближнему и потому не входят в ведение правителя»[125].