Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

Публицистика Аксакова 1860-х – начала 1880-х годов, затрагивающая еврейский вопрос, многогранна и дает материал для анализа целого ряда аспектов проблемы. Прежде всего необходимо отметить, что логика гражданских прав и гражданского равенства достаточно сильна для Аксакова, фактически пользующегося этим языком как своим собственным, чтобы исключать из числа обладателей этих прав евреев. В связи с чем ограничение прав осуществляется Аксаковым по принципу включения в политическое сообщество, то есть в рамках общей для политической мысли XIX века логики разграничения активного и пассивного гражданства. В 1862 году он пишет:

Мы готовы желать, чтобы обеспечена была ему [еврейскому народу. – А Т.] полная свобода быта, самоуправления, развития, просвещения, торговли.

Впрочем, сразу же делая примечательную оговорку, аннулирующую заявленное желание порочностью субъекта:

…разумеется, во сколько евреи способны уважать общие для всех граждан законы (с. 693[239]).

…мы готовы даже желать допущения их на жительство во всей России, – но мы не можем желать для них административных и законодательных прав в России (с. 693).

Можно допустить евреев в разные должности, но не в те должности, где власти их подчиняется быт Христиан, где они могут иметь влияние на администрацию и законодательство христианской страны (с. 693).

В выстраиваемой в 1862 году Аксаковым аргументации по еврейскому вопросу современные права являются следствием христианских начал, и, следовательно, требование «веротерпимости» не может быть равноценно признанию равенства всех граждан в политическом отношении независимо от их вероисповедания:

…только во имя христианских же начал, а не какой-то цивилизации, можно желать расширения льгот и прав для евреев, но нельзя же, опираясь на начала, внесенные в мир христианством, требовать отрицания и отвержения этих начал! ‹…› Веротерпимость, повелеваемая христианским учением, не значит вероугодливость, не значит равнодушия к вере, а еще менее отречения от своей веры и своего знамени (с. 692).

При этом перспектива, в которой ведется обсуждение прав евреев, тесно связана и с активными в это время подспудными ожиданиями-опасениями введения в Российской империи тех или иных элементов представительства, и с дебатами о допущении в парламент Великобритании иудеев и католиков – в связи с чем Аксаков выступает, допуская равенство в иных отношениях, решительно против допущения «евреев к участию в законодательстве или в народном представительстве» (с. 693-694), поскольку сама Российская империя понимается им как долженствующая быть (модальности сущего и должного, как обычно в публицистическом высказывании, регулярно подменяют друг друга – поскольку сама публицистика по определению перформативна) в первую очередь Русским царством, то есть православной страной, а император – в первую очередь русским царем и уже в силу этого – императором над прочими, империи подвластными народами. Поскольку политическое сообщество есть, по его мнению, «нравственный союз», то отсюда следует, как пишет он двумя годами позднее:

Внешняя правда, ими [формальными законами. – А. Т.] выражаемая, не только недостаточна сама по себе, но и немыслима без восполнения ее законами внутренней правды, живущими в христианском сознании общества. Государство, конечно, не есть церковь; но общество, которому государство служит щитом и органическим внешним покровом, – есть общество христианское (с. 704).

В статье 1864 года Аксаков проводит качественное различие между неверующим евреем и неверующим, переставшим быть христианином: