Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

В начале 1880-х годов мы видим не столько трансформацию, сколько разрушение этой единой логики. Именно в начале 1880-х, вначале в связи с погромами 1881 года, а в дальнейшем в рамках все разрастающейся полемики о разных сторонах «еврейского вопроса», Аксаков создает бо́льшую часть своих текстов по данному предмету. И здесь можно видеть одновременно и попытку продолжить и радикализировать заявленное в текстах 1860-х годов видение вопроса, и в то же время введение все новых и новых элементов, которые не укладываются в ранее сформулированную концепцию.

Логика аксаковских текстов 1860-х годов предполагает восприятие еврейского сообщества как архаического, но при этом противостоящего не секуляризованному политическому сообществу, а политическому сообществу, выстроенному на религиозных основаниях, которые мыслятся преимущественными перед иудаизмом. Однако уже в этих текстах возникает проблема современности христианства. Заостряя вопрос, Аксаков ставит публику перед необходимостью выбирать между приверженностью христианским основаниям или, допуская политическое равноправие евреев, объявить всю христианскую историю не имеющей смысла. Примечательным образом уравнивая христианство и модерность, отождествив христианство с прогрессом, вынуждать считать признающего иудаизм совместимым с членством в политическом союзе, отрицающем наличие в истории смысла:

Если верование еврея имеет логическое право на бытие в наше время ‹…›, то не только христианство не имеет смысла, как последующий логический момент общечеловеческого религиозного сознания, но и вся история человечества от времен Христа, со всею новейшею, то есть христианскою цивилизацией, лишается всякой разумной логической основы [курсив мой. – А Т.], теряет право на историческое бытие! Еврей, отрицая христианство и предъявляя притязания иудаизма, отрицает вместе с тем логически все до 1864 года успехи человеческой истории и возвращает человечество на ту ступень, в тот момент сознания, в котором оно обреталось до явления Христа на земле. ‹…› Верующий еврей продолжает в своем сознании распинать Христа и бороться в мыслях, отчаянно и яростно, за отжитое право духовного первенства – бороться с Тем, Который пришел упразднить «закон», – исполнением его (с. 700-701).

В 1880-е годы Аксаков доводит до предела уже заявленную здесь логику противопоставления христианства и иудаизма как основополагающую, делающую отношения антагонистическими, утверждая наличие лишь «двух миродержавных племен в историческом человечестве – евреев и эллинов» (с. 725). Однако евреи оказываются «отрекшимися от собственной семитической идеи», осуществляющейся в христианстве (с. 729-730), и при этом сохраняющими запрос на «миродержавство», теперь уже не имеющий внутреннего оправдания:

…внутренний запрос на миродержавство сохраняется, однако в них и поныне он состоит в неразрывной связи с их религиозною племенною основою, с признанием евреями себя, как издревле, «родом избранных». Вот содержание «национальной» особенности евреев, где бы они ни обитали (с. 729-730).

Здесь уже можно видеть сплетение двух ранее разрозненных сюжетов – традиционного понимания иудаизма («синагоги») как противостояния, отрицания христианства, и ранее присутствующего как понимание именно бывшего иудея, отринувшего свою веру и не принявшего иной, как чистого типа нигилиста. Теперь в качестве таковой понимаемся «семитическая идея», «заквашенная отныне на начале отрицания» (с. 730), и стремление к «миродержавству» как лишенному теперь внутреннего смысла, чистой силе: