Пыль грез. Том 2

Она не поняла, кто произнес эти слова. Масан схватила мешочек с кипящей землей, подарок атри-седы Араникт, и ахнула: он был горячий.

Все они были трупами. Т’лан имассы. Потрепанные, разбитые, некоторые без конечностей, оружие свисало в как будто бесчувственных руках – кости были обернуты в потемневшую кожу. Длинные волосы, грязно-белые и ржаво-рыжие, налипали на иссеченные лица, по которым капли дождя стекали, как вечные слезы.

Масан Гилани, тяжело дыша, какое-то время смотрела на них, а потом сказала:

– Вас только пять? Больше нет?

– Остались только мы.

Похоже, говорил тот, кто стоял ближе к ней, но точно сказать она не могла. Дождь ревел вокруг них, ветер гудел, как в огромной пещере.

– Должно быть… больше, – настаивала она. – Было видение…

– Мы – те, кого ты ищешь.

– Значит, вы призваны?

– Да. – И главный т’лан имасс показал на мешочек у нее на поясе. – Тэник незавершен.

– Кто из вас Тэник?

Стоявший с правого края шагнул вперед. Казалось, у него разбиты все кости, покрытые трещинами. Безумная паутина трещин покрывала его лицо под шлемом, сделанным из черепа какого-то неизвестного зверя.

Путаясь в завязках, Масан наконец смогла освободить мешочек и бросила его вперед. Тэник даже не попытался его поймать. Мешочек упал у его ног в лужу.

– Тэник благодарит тебя, – продолжил говорящий. – Я – Уругал Сплетенный. Со мной Тэник Разбитый, Берок Тихий Глас, Кальб Бесшумный Охотник и Халад Великан. Мы развязанные, и было нас семь. А теперь осталось пятеро. Скоро нас опять будет семь – в этих землях есть павшие сородичи. Некоторые не хотят видеть врага. Некоторые не пойдут за тем, кто ведет в никуда.

Нахмурившись, Масан Гилани покачала головой.

– Вы забыли про меня. Неважно. Меня отправили разыскать вас. И теперь мы должны вернуться к Охотникам за костями… к моей армии… это где…

– Да, она точно охотится за костями, – сказал Уругал. – И ее охота скоро завершится. Скачи на своем животном. А мы следом.

Масан утерла воду с глаз.

– Я думала, вас будет больше, – пробормотала она, подбирая поводья и разворачивая коня. – Не отстанете? – бросила она через плечо.

– Ты наш ведущий стяг, смертная.

Масан Гилани нахмурилась еще больше. Она уже слышала что-то подобное… где-то.

В четырех лигах к северо-западу Онос Т’лэнн внезапно остановился, впервые за несколько дней. Что-то неподалеку привлекло его внимание, но теперь исчезло. Т’лан имассы. Незнакомые. Он помедлил: нахлынула новая волна побуждения – отчаянно настойчивая. Он знал ее привкус, он чувствовал этот зов уже неделями. Это то, чего искал Ток Младший, чего он хотел от Первого Меча.

Но он уже не тот, каким знал его друг Ток, как и Ток уже не тот, каким его помнил Тлен. Прошлое одновременно мертво и живо, но между ними оно просто мертво.

Зов был малазанский. Призыв к союзу, выкованному давным-давно, между императором и логросовыми т’лан имассами. Где-то на востоке ждет малазанская армия. Приближается опасность, и т’лан имассы должны встать рядом с древними союзниками. Это долг. Так записано чернилами чести, глубоко въевшимися в бессмертную душу.

Он не подчинился. Долг мертв. Честь – вранье: посмотрите, что сэнаны сделали с его женой и с детьми. Мир смертных – царство обмана; грязная комната ужаса, спрятанная в доме: стены покрыты потеками, на покоробленном полу – темные пятна. В углах скопилась пыль, пыль из чешуек кожи и обрывков волос, обрезков ногтей и комков слизи. В каждом доме есть тайная комната, где воспоминания воют в густом молчании.

Он был когда-то логросовым. А теперь нет. Теперь у него один долг, поистине безжизненный. И ничто не собьет его с пути – ни пожелания Тока Младшего, ни безумные устремления Олар Этил… Да, он знал, что она близко, только слишком умна, чтобы попасться ему под руку, и знает, что он убьет ее, уничтожит. Требования и ожидания опускались на него, как дальний ливень на юго-западе, но стекали, не оставляя следа.

Было время, когда Онос Т’лэнн решил сблизиться со смертными людьми; когда он отвернулся от своего племени и тем самым открыл чудеса мягких чувств, удовольствий товарищества и дружбы. Дары юмора и любви. И, наконец, начал жизнь заново – настоящую жизнь.

А тот человек забрал эту жизнь, по причинам, непонятным и ему самому – вспышка сочувствия, высочайшая цена человечности, выплаченная вонзенным в грудь лезвием. Силы улетели прочь от падающего тела. Он смотрел на мир, пока все смыслы не лишились цвета.

С его трупом творили неописуемые вещи. Надругательство – раны, наносимые мертвому, и живые были беззаботно убеждены: нет, уж им-то никогда не лежать недвижными на земле. Они никогда не взовьются над холодной плотью и костями, чтобы увидеть, что творят с их телом – единственным их домом. Им даже в голову не приходило, что душа страдает от фантомных болей, как тело с отсеченной рукой.

А его вновь обретенные сородичи просто смотрели ледяными глазами. И говорили себе, что душа Тлена улетела из искореженного тела, расчлененного на залитой кровью траве; что издевательский смех не достигнет невидимых ушей.