Пыль грез. Том 2

Нет, дураком в данном случае был как раз тот, кто сидел неподалеку. Сержант Урб, чья любовь к этой женщине поблескивала, словно взбудораженная поверхность родника, бесконечно подпитывающегося из глубинных слоев самой детской веры. В то, что однажды ее сознание прояснится и она наконец-то разглядит того, кто стоит прямо перед ней. И весь дарованный алкоголем соблазн развеется в мгновение ока.

Идиот. Но разве мало вокруг идиотов? Бесчисленное множество.

Когда Мертвоголов наконец шевельнулся, Флакон выскользнул из крысиного мозга. Подглядывать за подобными делами – занятиями любовью – ему всегда было неловко. И потом, разве бабушка не вдалбливала ему в голову раз за разом, что таланты могут сделать его неисправимым извращенцем? Еще как вдалбливала.

Сканароу приблизилась и встала рядом с облокотившимся на планширь капитаном Рутаном Гуддом.

– Какая темная вода, – произнесла она негромко.

– Сейчас ночь.

– Ты, похоже, предпочитаешь простые объяснения?

– Потому что, Сканароу, сама жизнь проста. Все сложности, которые нас мучают, мы сами же и нацарапали изнутри собственного черепа.

– В самом деле? Вот только менее настоящими они от этого не становятся. Ты согласен?

Он пожал плечами.

– Что тебе нужно?

– Много всего, Рутан Гудд.

Он повернул к ней голову – и, похоже, поразился тому, как близко она стоит, ростом почти с него самого, темные глаза уроженки Кана сияют, – но потом снова отвернулся.

– И отчего ты решила, что я способен помочь тебе в твоих потребностях?

Она улыбнулась, и улыбка, пусть даже капитан ее не видел, была очаровательной.

– Кто произвел тебя в капитаны? – спросила она.

– Один безумец.

– И где это случилось?

Он провел пальцами сквозь бороду, нахмурился.

– Если не секрет, к чему все эти расспросы?

– Знаешь, Добряк был прав. Мы должны помогать друг другу. И я хотела бы побольше о тебе узнать, Рутан Гудд.

– Это совершенно незачем.

Она тоже облокотилась о планширь.

– Ты что-то скрываешь, капитан. Но это неважно. У меня неплохо получается разгадывать загадки. В списке офицеров Четырнадцатой ты в самом начале. А это означает, что на момент ее формирования ты уже был в Малазе и дожидался назначения. И что же это за армии вернулись на остров Малаз в таком состоянии, что их осталось только переформировывать? Восьмая. И Тринадцатая. Обе – после Корельской кампании. Восьмая прибыла как раз к отплытию Четырнадцатой, но с учетом того, как медленно работают армейские бумагомараки, вряд ли ты из Восьмой – и потом, Фарадан Сорт оттуда и тебя не знает. Я спрашивала. Значит, остается Тринадцатая. И это довольно… любопытно. Ты служил под командованием Сивогрива…

– Боюсь, ты все перепутала, – перебил ее Рутан Гудд. – Меня, Сканароу, перевели из флотилии Нока. Я и морпехом-то не был…

– На каком корабле ты служил?

– «Дхэнраби».

– Который затонул в Ударной бухте…

– Вот именно.

– …восемьдесят лет назад?

Он надолго уставился на нее.

– Не находишь, что подобная память представляется несколько маниакальной?

– А как выглядит рядом с ней патологическая ложь, капитан?

– Тот, что ты вспомнила, был первый «Дхэнраби». Второй же разбился о Стену на скорости пять узлов. На борту было двести семьдесят два человека, я оказался среди тех пятерых, которых спасли Стражи Бури.

– И тебя поставили охранять Стену.

– Нет, меня передали обратно в рамках обмена военнопленными.

– В Тринадцатую?

– Нет, Сканароу, прямиком на флот. Нам тогда удалось перехватить четыре триремы из Маре, с которыми на Стену плыли добровольцы, – как ни трудно поверить, что кто-то по собственной воле согласится на такое. Так или иначе, Стражам Бури тогда явно не хватало людей. Так что, капитан, можешь оставить свои подозрения. Прошлое у меня скучное, без особых событий и совсем не героическое. Иные загадки, Сканароу, попросту не стоят усилий, чтобы их разгадывать.

– Надо признать, звучит все довольно убедительно.

– И однако?

Она еще раз очаровательно ему улыбнулась, и эту улыбку он уже заметил.

– По-моему, ты все равно врешь.

Он оттолкнулся от борта.

– На этих баржах, я заметил, просто полчища крыс.

– Можно устроить за ними охоту.

Рутан Гудд помолчал, провел пальцами сквозь бороду, пожал плечами.

– Вряд ли они того заслуживают.

Он удалился. Женщина из Кана поколебалась, потом двинулась следом.

– Нижние боги, – пробормотал Флакон, – у всех этой ночью свербит.

Где-то глубоко внутри него заныла рана, старая, знакомая. Флакон был не из тех, на кого вешаются женщины. Кое-кто из его приятелей прямо-таки прыгал из постели в постель, и каждая была мягкой и теплой. Флакону же в этом отношении не везло. Ирония от того, что некто посещает тем временем его сны, делалась в результате лишь более острой, каким-то издевательством над реальной жизнью.