Старшина батальона из Горького сидел в первой машине. Он убедился, что вокруг нет никого, у кого можно, что-то спросить, и направил колонну к реке. Обоз пересёк несколько улиц и оказался у широкой площадки, окружённой по контуру разбитыми зданиями. Из толстого слоя золы, торчали обугленные от жара пеньки. По ним можно было понять, раньше здесь находился маленький сквер.
Посреди пепелища лежал двухмоторный бомбардировщик фашистов с крестами на фюзеляже и высоком хвосте. Все стёкла в кабине были разбиты. Шасси неловко подломлены. Крылья с бортами помяты, а концы у винтов загнуты назад. Насколько мог судить Доля, перед ним оказался один из тех многих «юнкерсов», что день и ночь утюжили город.
Танкисты проехали мимо бомбёра, выбрались к большому холму и натолкнулись на целый квартал, почти не пострадавший от взрывов. Тут они увидели пушку, стоявшую в центре круглой площади. Длинный ствол у зенитки был задран к синему небу. Вокруг валялось множество стреляных гильз и пустых ящиков из-под снарядов.
Когда подъехали ближе, Доля увидел расчёт, состоявший из молодых худощавых девчонок. У всех были чёрные от усталости и копоти лица. Измученные зенитчицы сидели на колёсной платформе орудия и безучастно смотрели на прибывших танкистов.
Судя по внешнему виду, они не спали всю ночь, и отбивались от самолётов проклятых фашистов. К тому же, с утра фрицы снова налетели на город. Причём, несколько раз.
Поговорив с артиллеристами, старшина выяснил, что та возвышенность, что они видят перед собой, зовётся Мамаем. То ли, её так величали в честь правителя Татарской Орды, который жил шестьсот лет назад? То ли, это странное слово пришло от волжских татар, что в переводе означает – бугор? Никто толком не знал.
Как бы то ни было, но где-то за этим холмом стоял штаб шестьдесят четвёртой армии РККА. Бойцам нужно ехать в тот район Сталинграда, найти там своих военачальников и доложить о себе.
Туда старшина и направил свой небольшой караван. Первым делом, они отыскали дежурного офицера по штабу и сообщили о печальной судьбе танкистов из города Горького. После небольших консультаций с начальством, их отправили в часть, что находилась возле маленькой речки, которая называлась Царица.
Неширокий поток много веков тёк из степи и впадал в Волгу с западной её стороны. За многие тысячелетия, вода промыла широкий овраг, идущий к берегу русской водной артерии.
Недалеко от этого места, находилась более узкая балка, проделанная скромным с виду ручьём. В нём и стояли «тридцатьчетвёрки». Они расположились вдоль узкого русла и были закрыты сверху маскировочными сетями серо-жёлтого цвета. В обрывистых склонах, чернели входы в небольшие пещерки. В одной из них находился командир батальона.
Офицер сидел за столом, сколоченным из горбылей, и рассматривал схему городского района, нарисованную карандашом на листе плотной чертёжной бумаги. Он выслушал старшину и приказал: – Отвезти раненых к переправе и сдать санитарам. Всех здоровых распределить по имевшимся ротам, поставить всех на довольствие, накормить и разместить по землянкам.
Затем, капитан осмотрел бронетехнику, пригнанную из далёкой станицы, и грустно добавил: – Во время бомбёжки пострадали три наших «коробки». Сейчас их отправят на Сталинградский завод для ремонта.
Ты, – он ткнул пальцем в Долю: – посадишь во вторую машину, что притащил из степи, нашего техника и пойдёшь вместе с колонной. Вы доберётесь до тракторного, а там тебе всё объяснят.
Командир, вернулся в землянку. Там он включил переносную радиостанцию, стоявшую на ящике из-под снарядов, вызвал своих подчинённых и отдал нужные распоряжения.
Доля козырнул командиру, сел в свой безбашенный танк и поехал туда, где, как ему сообщили, стоят повреждённые «тридцатьчетвёрки». Сталинградский тракторный выпускал только их и, как понял механик, других машин здесь не имелось.
– «Оно и к лучшему. – думал механик: – Не то дали бы какую-нибудь ерунду, вроде «Т-60», и трясись в нём от страха до первого выстрела фрицев».
Чем заканчивается попаданье в «коробку с бензином» механик знал хорошо. Он много раз видел сгоревшие дотла корпуса. «Т-34» был прекрасной машиной, но даже он не обладал несокрушимой бронёй. Её пробивали «гадюки» фашистов, но всё же, это значительно лучше многих советских машин.
Доля увидел чумазого техника, что находился у трёх подбитых «тридцатьчетвёрок», и приветливо улыбнулся сквозь распахнутый люк. Он кивнул на «калеку», которую тащил на буксире от самой станицы и дал минуту на то, чтобы сержант прыгнул в жёсткое кресло.
Небольшая колонна зарычала моторами. Она окуталась клубами чёрного дыма и тронулась с места. Парень переключил передачу, пристроился в хвост повреждённого танка, замыкавшего строй, и двинулся к северной окраине города.
По словам командира ремонтников, до южной проходной большого завода было около восьми километров. По хорошей дороге «Т-34» доехал туда за десять минут. Но так было в мирное время. В годы войны всё стало значительно хуже, а после каждой бомбёжки, особенно сильно, менялись дороги.