– Красивый… Огонек. – Во рту у него живет водяной жук, из всех мест решил свить гнездо именно там. Ему до чужой смерти нет дела, только до своей жизни. И утопленник, чужая смерть, тянет к ней мерзкие руки, пальцы размокшие, как бывает, когда долго посидишь в ванной. Они говорят редко, все больше рычат и хрипят, начисто забыв себя.
Он валится на пол, как никогда бы, наверное, не упал человек. Коряга, может быть. Саша тупо смотрит на него несколько секунд. В ожидании, пока он начнет шевелиться, но движения не следует.
– Охренеть, – Саша бормочет себе под нос, с трудом выдергивая из него вилы. Ей отчего-то кажется, что если сейчас она эти вилы оставит, то вместе с ними потеряет и всякую надежду. И только теперь позволяет себе рассмотреть девушку напротив. Смутно знакомую. Темные волосы, пронзительные светлые глаза смотрят Саше прямо в душу, а у них под ногами расползается гнилостной лужей незадачливый покойник.
Девчонка с фотографии. Девчонка, похожая на всех, что Саша видела. Всех, что умирали у нее на глазах. С таким лицом ее бы на образах рисовать, а не отбивать от мертвецов в доме Яги на границе со Сказкой. Саша вспоминает мелькнувших в толпе колдунов. Саша смотрит на нее снова, дольше.
– Пойдем, скорее.
Саша подает ей руку, и девушка на нее смотрит так, будто боится еще больше недавнего утопленника. Утопленник, судя по всему, казался ей явлением более объяснимым.
– Ну же, пожалуйста. У нас нет времени, клянусь, с тобой ничего не случится, пока я здесь.
На секунду Саша сама себе верит, и, когда чужая ладонь ложится ей в руку, она почему-то чувствует себя увереннее. Саша сжимает ее пальцы, ледяные и мокрые – страх, утопленник, да черт знает что еще.
И бросается бежать снова, тащит незнакомую – знакомую безумно – девушку с фото за собой. Что у нее есть, в самом деле? Несколько секунд, все те же вилы. И кто-то, кому еще страшнее. Кто-то, кого защищать нужно любой ценой.
В сенях шумно и пусто, шум доносится откуда-то издалека, и на секунду Саше слышится, что Мятежный рычит и проклинает кого-то, прежде чем ударить. Слышны шорохи, звуки и мерзкое знакомое плюханье. Саша ничего сейчас не знает, полторы вещи – буквально. Первая: она им не помощник сейчас, даже если могла бы помочь, была бы обучена, то не с перепуганной до смерти девчонкой, которая идти сама толком не может. Ее приходилось за собой тащить, а временами – последние два шага через порог – и на себе.
Саша тащит ее волоком, оборачивается всего один раз. Из-за двери, где она слышала Мятежного, все еще доносится шум, лязг и грохот. Саше хочется рвануться, Саше хочется вмешаться, Саша всем существом стучит и звенит, удерживает себя на месте силой. И крепче перехватывает руку девушки. Глаза у девушки без имени огромные, безумные. Саша держит крепче. «Все хорошо, все хорошо, все хорошо» – это заклинание, особенно если шептать его на бегу.
Тычется в соседнюю комнату и делает шаг назад тут же. Сколько покойников в этом доме? Больше, чем живых. Покойников всегда больше.
Другая комната – это другая битва. Саша теперь уверена, что другую девушку, воющую в комнате, она знает тоже. Узнавание приходит к ней легко. Еще одна девушка с фото, Саша помнит фотографию смутно, еще хуже помнит другую девушку. Это не она приходила к ней в кошмарах, это не ее подобия умирали сейчас в городе, который Сашин Центр должен защищать. Два мертвяка напротив нее, и Саша мечется. Другая девушка за ее спиной – и это всегда выбор, это всегда решение, и Саша почти делает шаг вперед – почему всегда кто-то умирает? Ну почему, почему в таких местах всегда кто-то умирает?
Их взгляды встречаются, Саша как-то вскользь замечает, что глаза у нее голубые, что она хорошенькая до невозможности. Саша видит, как беззвучно шевелятся ее губы: «Уведи ее. Защити».
Саша понятия не имеет, как выглядит прощание – наверное, вот так.
Нигде не безопасно. И все углы одинаково дышат смертью, Саша толкает дверь в очередную комнату – и наконец-то. С этим можно работать. Хотя бы попытаться.
Кухня пустая и чистая, в кухне тепло, в кухне горит печь. Это будто попасть в другую реальность на секунду. Будто гнилая проклятая вода испаряется тут же, устрашившись печного огня. Саша печей никогда не видела. Может, больше и не увидит уже. Но рядом с ней лучше.