Пыльные перья

Это крошечная, секундная остановка сердца, прежде чем оно начнет стучать как бешеное. Прежде чем глаза станут ватными и горячими. Прежде чем все сольется в единую бесформенную массу образов и мыслей, цветов и запахов. Невыносимо несло кровью.

– Дерьмо.

И почему я его никогда не слушаю?

Дом был обычный. Кирпичный и даже с пластиковыми окнами. Погода была прекрасная, как для ноября. Саша фиксировала внимание на чем угодно, кроме…

Ворота были широко распахнуты, и Саша не остановилась разобраться, были ли там кости. Был ли там замок в форме рта. Костей было достаточно и без этого.

Весь небольшой внутренний двор, вся земля – все было залито красной густой кровью. Снег давно растаял от ее жара, и кровь впитывалась в землю. Саше казалось, что земля в этом месте дымилась, или это ее сознание плыло, отказываясь позволить взгляду скользить дальше.

Саша оказалась упрямее.

Во дворе лежали три лошади – то, что от них осталось. Три лошади: черная, белая и огненно-рыжая. Саша не всматривалась, знала только, что кровь их, плоть их, кости их. Земля от крови стала влажной, похожей на пульсирующую пиявку, и смотреть на нее было отвратительно. Саша видела кости и кожу, видела свежие раны, видела абсолютно все.

А когда опустила глаза, то кровь у нее была даже на кроссовках.

Воздух приходилось проталкивать в легкие силой, и ее тошнило от собственного ступора. Иди. Двигайся. Делай. Не могу, не могу, не могу. Страшно.

Но вот лошади, красивые лошади, умные лошади – Саша была уверена, что это были очень умные лошади, лошади ведь умные, правда? Мертвые лошади, истекшие кровью лошади, все в следах от укусов, все отмеченные каким-то невероятным насилием лошади, носящие отпечаток жестокости лошади. И кто мог с ними такое сделать?

Тихие лошади, живые существа не могут быть такими тихими.

Рыжий конь всхрапнул, и Саша дернулась к нему, не помня себя, движение одно-единственное, резкое, и плевать на белые кроссовки, на красивое пальто, плевать на все. Она не знала, что может быть такой быстрой. Она ничего не знала, она никогда не видела так много крови. Мятежный попытался удержать ее, но Саша оказалась быстрее даже, чем он, Саша оказалась проворнее, в один момент сокращая расстояние между ней и конем.

Он казался ей знакомым. Она слишком хорошо помнила темную ночь, и балкон, и мертвых погорельцев, опаленных беспощадным солнцем. Когда она дотронулась до его морды, та оказалась липкой, горячей, и пальцы немедленно окрасились кровью, она, тоже горячая, моментально нашла себе дом на Сашиной коже, сверкала на пальцах, и, будь они на солнце, Саша была почти уверена, что отливала бы золотом.

– Тише, тише, милый. Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Она помнила: вот этот самый конь сыграл с ней злую шутку, сначала был только он, а потом много-много обгоревших покойников, кругом они, мертвые и жуткие, и никуда не убежать. И никак не освободиться. Некуда податься, сплошной жар и полное отсутствие воздуха.

Бока коня поднимались и опадали натужно. Он вдыхал через силу, отравленный воздух наполнял легкие кислородом, Саша едва сдерживалась от того, чтобы не закричать.

Скажи, а ты думала, что все эти трупы нашли тебя на маскараде просто так? Скажи, ты думала, что они потянулись к тебе, зрячей и намертво повязанной с пожарами, не потому, что ты была этой самой печатью солнца в ту ночь отмечена? И когда ты слышишь «солнце», ты смотришь на меня, как будто я – место преступления. Я всего лишь его результат. Я не единственное существо, отмеченное солярным знаком. И я не желал тебе зла, что ты, неловкий жеребенок, сколько оборотов Земля сделала вокруг Солнца с момента твоего рождения? Я видел тебя в каждый из них, Сашенька.

Голос звучал прямо внутри, резонировал со всеми внутренними органами разом. Саша чувствовала мягкую вибрацию в каждом сантиметре своего тела, ей совсем не нужно было напрягаться, чтобы услышать. Голос был рядом, звучал повсюду. Саша не знала его, но точно знала, что уже не забудет. Саша не хотела смотреть на его ноги – она помнила их сильными, и что там осталось? Кости, кости, кости. Всюду кости. Саша видела следы от укусов и нелепо пыталась закрыть их ладонями, пачкаясь только больше.

– Озерская, оставь! Оставь, это Ее кони. Они восстановятся. Или возродятся. Они всегда восстанавливаются. Нет такой силы, чтобы она смогла надолго покалечить существо вроде этого.