Пыльные перья

Утро полнилось звуками, тишину резал смех троих людей разом, и это было будто обещание лучшего дня. Саша хохотала, бесстрашно напрыгивая на Мятежного, – тот же котенок. Сам Мятежный удержаться от смеха тоже больше не мог, прятал за спиной ключи от машины. Щеки у обоих были красные, а волосы растрепанные. Если жизнь где и была, что и любила, то вот именно такие секунды, когда все было огромным и не имело смысла вовсе. Когда вещи и люди случались друг с другом просто потому, что им этого хотелось. Если в Саше и Мятежном чего-то было много (всего, на самом деле. В них всего было много, через край и с избытком), так это масса желаний и еще больше воли к жизни.

Грин стоял здесь же, пытался удерживать три больших стакана с кофе и смеялся над ними, смеялся с ними вместе в полный голос. Если ради чего и можно было делать сотню глупостей, бестолковых, смешных и нелепых, то только ради того, чтобы этот мальчик улыбался как можно дольше.

– Марк, отдай! Ну, серьезно, отдай. Мы же бросили жребий, кто поведет первым!

Саша совершила еще один отчаянный прыжок, и кого-то это, может быть, проняло, но не Марка Мятежного. Мятежный мог держать ее за шкирку, как котенка. Вместо этого поймал в руки, прижал к себе крепче и рассматривал молча, с крайней степенью заинтересованности. Он, наверное, никогда не узнает, что делать с этим существом. Маленьким, беспокойным и шумным. С ее огромным сердцем, находящемся в бесконечном споре с ее разумом. Даже сейчас Саша сама не знала, больше она кусается, обнимается или пытается все-таки вытащить у него ключи.

– Гриша! Скажи ему хоть ты. Мы же договаривались. И вообще, пусть он меня отпустит. Он только тебя слушает!

Грин усмехнулся, пирамида из трех стаканов кофе, перспектива рулить в другую область, раннее, по-ноябрьски холодное утро и то, сколько попыток им потребовалось для того, чтобы просто поднять Сашу из кровати, кажется, навсегда останутся в его памяти. Взятие Бастилии на фоне этого достижения превращается в какую-то крайне унылую ачивку из компьютерной игры прошлого века.

– Ты правда считаешь, что он меня слушает? – При всей шаткости кофейной пирамиды Грин даже умудрился отпить из стакана. – И ты абсолютно не выглядишь человеком, который нуждается в помощи. Скажу тебе честно.

Саша бросила на него убийственный взгляд, нос Мятежного утыкался ей в шею, ей было щекотно, и она хотела спорить. Ноябрьское холодное утро бесцеремонно кусало ее за нос и щеки, и Саша чувствовала себя феноменально, невозможно просто живой и влюбленной в каждую секунду. Холод она ненавидела и готовилась нырнуть из рук Мятежного прямо в машину. Получить бы еще ключи…

– Так что, ты все же хочешь, чтобы он тебя выпустил? Или чего-то еще?

Голос Грина если и стал ниже, то только на полтона, утро давно не казалось Саше таким гостеприимным, а приглашение и предложение читалось между строчек. Она уловила ровно ту же собачью стойку, готовность и в Мятежном. Ей было смешно. Они и их реакции, абсолютно одинаковые. Грину достаточно было сказать им слово. Одно-единственное, и они оба были здесь, готовые ко всему. Грин их реакцию считывал с жадностью, внимательно вглядывался в лица. Он снова рисовался и таким нравился еще больше. Серый шарф и черное пальто шли ему в той же мере, в которой ему шла крайне довольная собой усмешка:

– Так и думал. Но вперед. Тот, кто не поведет, получит эксклюзивный шанс обниматься со мной на заднем сиденье.

Саша развернулась в руках у Мятежного, который до сих пор находился под впечатлением. И это был ровно тот момент, который был ей необходим. Саша ловко выдернула ключи у него из рук и змейкой скользнула к водительскому месту.

– Я думаю, ты не расстроен, Маречек.

Мятежный выпал из транса молчаливого наблюдения за лицом Грина: выражение все то же – приглашение и обещание. Саша, может быть, сейчас в своем упрямстве чуточку усомнилась, потому что этот тон в его исполнении оставлял мало пространства для маневра, и у Саши было много вопросов к себе, первый из них: «Как сосредоточиться на дороге?»

– Абсолютно не расстроен.

Саша бросила на него испепеляющий взгляд, и, наверное, нужно было с ней вырасти, чтобы не то что не испугаться – бровью не повести.

Саша устраивалась на месте водителя, раздраженно регулируя под себя кресло.

– Мятежный, я как будто в стране великанов, ты последний был за рулем? И почему Валли не хочет меня послушать и признать тот факт, что Центру нужны две машины?.. «Порше»? Хорошенький такой? Для меня?.. Центр же может себе это позволить.

Грин поспешно вложил ей в руку еще горячий стакан, надеясь прекратить сплошной поток ворчания. Это работало. Всегда работало с кофе, всегда работало с ним. Саша сделала несколько больших глотков, довольно урча себе под нос:

– Никогда не промахиваешься. – И, устроив стакан в держателе, тронулась с места, компактный танк до кончиков ногтей, она водила точно так же, как жила. Не забывая при этом мило улыбаться, матеря встречных водителей сквозь зубы, показывая в окно средний палец, и это неважно, что Мятежный стабильно шутил, что из-за руля ее не было видно.