– Кстати, Гриша, я об этой твоей стороне не знала.
Саша будто продолжила прерванный разговор. Грин знал, как она любит свой кофе, безобразно сладкий кокосовый мокко, знал то же самое о Мятежном и в целом знал их как облупленных. Саша не была уверена, что сама о себе все эти вещи знает и помнит.
– Сторона на самом деле старая. Никогда не поздно совершать новые открытия, надеюсь, тебе понравилось? Иногда нужно оправдывать звание самого старшего.
В зеркале заднего вида Саша видела, как он улыбается, потому отозвалась легко:
– Я в восторге. А старшинство твое неоспоримо.
Саша почти ожидала, что Мятежный начнет спорить, но это было какое-то удивительно… безмятежное утро. Будто все наконец было на своих местах. Ровно так, как и должно быть. И все были на своих местах.
Саше не терпелось выехать из города, добавить скорости, лететь по дорогам, отделенным лесопосадкой, а еще лучше – через сам лес. Включить музыку, петь громко, до хрипоты. Она вполголоса переругивалась с Марком относительно выбора музыки – и это не тот спор, который мог выиграть хоть один из них. Зато однозначно именно тот, который легко мог прекратить Грин, буквально одним движением, одной обезоруживающей улыбкой. Все было так просто, когда они были на одной территории – вот так, захваченные бесконечной дорогой.
В своей рутине ты застреваешь, как муха в меду. Забываешь о простых вещах. Как легко, как приятно бывает смеяться. И как давно знакомые люди могут удивлять. И могут с каждым днем становиться чуть более бесценными.
Саша любила быть в дороге, потому что дорога – это будто другая жизнь, где все на секунду становятся честнее.
Если Саша Озерская что-то и знала, так это то, что ранние подъемы были абсолютно не о ней, сидение за рулем после раннего подъема – совершенно точно тоже, потому она сдулась быстро, ворчливо и обиженно уступая место Мятежному. В чем он был виноват? А просто так, Саше не нужен был повод. Не нужен был повод радоваться, укладываясь на грудь Грину, требуя, чтобы ее обняли немедленно. Не нужен был повод кричать про то, что у любви у нашей села батарейка, еще сидя за рулем. И требовать рассказать ей все о деталях перемирия, о том, как они познакомились – ведь тогда Саши даже близко в Центре не было. Чтобы правды между ними стало больше.
Не бывает одинаковых историй знакомства, зато бывают те, которые впечатываются намертво. Эту тайну Саша решила сохранить, зажевать хот-догом и просмеяться на кассе, но она теперь немножечко ее тоже. Их магия. Так они входят в ее мир, она – в их. Миры сталкиваются. Саша любила людей, которые любят друг друга. Которые дорожат друг другом. Саша вообще любила саму идею любви.
Саша лежала, прижавшись ухом к груди Грина, чувствовала, как немного дерет горло от кофе и пения, и снова кофе, и снова пения, конечно же. И она была все еще замечательно сонной, эта чистота духа, когда только что проснувшееся сознание остается кристально чистым и никакие черные мысли его не трогают. Сердце Грина стучало ровно – хороший четкий ритм. Он тоже спал, дело перевалило за обед, и они были почти на месте. Темнело все раньше – ну где вы видели сумерки, которые начинаются в половину четвертого?
Саша смотрела на отражение Мятежного в зеркале заднего вида, он, сосредоточенный на дороге, показался ей таким спокойным, что она едва его узнала.
А я ведь совсем их не ревную. Ни его, ни Грина. В нас всех будто что-то щелкнуло, мы все будто встали на места. Нет, я совсем не ревную. Не думаю даже, что должна. Что Марк думает? Что Грин думает? Грин и не думал никого никогда ревновать. Жизнь слишком короткая, слишком удивительная, чтобы отхватывать от нее куски тупой беспощадной ревностью.
Я ничего не знаю. Я думала, что в двадцать ты уже серьезный такой, ты все знаешь, жизнь сложилась. Но это какое-то абсурдное, нереалистичное представление. Ничего не сложилось. Я ни черта не понимаю. Типа… вообще ничего? Но мне хорошо. Мне хорошо ровно там, где я сейчас есть.
Саша потянулась, осторожно высвобождаясь из рук Грина, подлезая поближе к переднему сиденью:
– Мы на месте уже почти, да?
Мятежный повел плечом, коротко указал за окно.