Пыльные перья

Две верхние пуговицы на его белой рубашке были расстегнуты, и это, наверное, единственное, что в нем было неформального и нелинейного.

– Виктор, – негромко проговорила Валли, достаточно четко и достаточно холодно, чтобы Саше пришлось давить искушение поежиться. Ей было интересно, улыбнется ли монохромный сказочный господин, она не уверена была, что он умел. И была права. Саша была удивительно хороша в том, чтобы замечать мелкие детали. Электрическое напряжение в воздухе. Смерть, такая быстрая и такая жуткая.

– Валентина. – И он не улыбался. Молча отошел в номер, пропуская их. Тени остались, безжизненные и послушные. Саша ждала запаха или ощущения, но Виктор не пах ничем. Ни стерильностью, ни даже кожей. В номере пахло солнцем и теплом, дорогим парфюмом, но не Виктором, он не оставлял за собой ничего. Будто его и не было. Вот только он был и пережил их на множество сотен жизней. И какой смысл был в запахе и вкусе, в таких теплых руках и улыбках, если в конечном итоге мы всего лишь прах? И наши тела неуклюжи. Неловки. И, господи, что это за… существо, которое вытаскивает всю черноту наизнанку, едва появившись на горизонте? Сашу мало интересовал окружающий интерьер, она знала только, что весь псевдонеформальный тон встречи был рассчитан на то, чтобы их смутить. Чтобы вытянуть их с родной территории, поставить в тупик.

Виктор обернулся через плечо, он не пытался быть небрежен, просто человеческие птенцы интересовали его мало, они были крошечные и желторотые. Это несерьезно, это не заслуживало траты его ресурсов.

– Меня зовут Виктор Воронич, располагайтесь, Иван сейчас будет. Не трудитесь, ваши имена мне известны.

О, а я была готова к иголкам под ногти и поливанию ледяной водой в попытках эти самые имена из нас вытянуть. Прошу вас, Виктор, я все скажу.

Страшно? Неловко? Не на месте? Обесценивай ситуацию. Пусть станет смешно и просто. Саша понятия не имела, может ли Виктор слышать мысли, но его взгляд мазнул по ней, задержавшись всего на секунду, будто принимая к сведению. После задержался на Валли. И Саша впервые подумала о том, что в Валли есть на что посмотреть. Ее каштановые волосы, ее зеленые, лесные глаза, ее угловатое лицо, будто принадлежащее подростку даже в ее тридцать с хвостиком. Валли не была классически красивой. Но Саша понимала, что в ней может нравиться. И не понимала, что может нравиться в Викторе, потому что с его стороны было холодно. Будто уснул в зимнюю ночь и уже знаешь, что не проснешься. Он не трудился быть человеком. Стоял неподвижно. Даже дышал будто через раз. Это красота мраморной статуи во дворце Ржавого царства. Даже находясь с ними в одной комнате, он был от них безнадежно далек.

Напряжение можно было есть ложкой, кто-то осторожно попытался задать вопрос о сроках и деталях ревизии, на что получил такой же равнодушный ответ, что детальную информацию им дадут в день начала ревизии. Сегодня у них неформальная встреча, так давайте не будем нарушать ее тон. Напряжение можно было разбивать на куски и добавлять в чай, когда в дверях появился Иван.

Вот черт. Это ли не самый красивый мальчик на этой дискотеке?

Он не потрудился даже одеться: только красный шелковый халат с золотым узором, наброшенный нарочито небрежно, едва подвязанный. Волосы все еще влажные на кончиках, и сам он был будто отлит из чистейшего золота. Саша таких красивых людей еще не видела – а она видела достаточно. Но полиции красоты Ивана нужно было бы объявить вне закона. С его бледной кожей, он светился изнутри при каждом шаге, с его золотыми волосами, с его зелеными глазами, не лесными, как у Валли, – скорее, изумрудными. Саша знала, как это работает, потому что сама проворачивала эту штуку сотню раз. Он прекрасно знал о том, какое впечатление производит, он прекрасно чувствовал себя в собственном юном теле. Иван знал, что взгляды всех присутствующих скрестились в одной точке пространства, знал и о том, что он владел комнатой с той самой секунды, как вошел в нее. Красота, яркая настолько, что почти резала глаза. Если он когда-то, пусть даже в самом первом своем рождении, был человеком, он бы об этом уже не помнил. Отринул свою человечность как лишний, бесполезный концепт, просто потому, что она не шла ему.