Пыльные перья

Саша почти ругала себя за глупость. Наивно было ждать от него человечности просто потому, что он смертен. Это только делало его еще более голодным. Еще более нетерпеливым, жадным до момента. Он весь был будто напружинен, двигался так, словно охотится или танцует (а это не одно и то же?). Все дети Сказки так или иначе рождались голодными и оставались такими до самого конца. Сейчас Иван улыбался, белозубо, как-то невыносимо вкусно, этот рот – только целовать. Он развел руки в приглашающем жесте.

– Простите, что заставил вас ждать.

Его голос не сделал проще, волшебство не рассыпалось. Волшебство превратилось в мед, густой и тягучий, набился им в носы, потек в легкие. В одном помещении с Иваном находиться было сложно. Валли прорезала это напряжение, поднялась на ноги, пересекла комнату в несколько быстрых шагов. Ее резкие движения, ее отсутствие улыбки – Валли, кажется, единственная помнила, зачем она здесь. Валли едва доставала ему до плеча, казалась на его фоне особенно маленькой. Саша наблюдала, как она протянула ему руку.

– Валентина Климова, управляющая Центром. Мы рады видеть вас.

Иван руку принял, Саше было интересно, какие у него ладони, и одновременно ей не хотелось его трогать. Сказка не просто была рядом с ним, она была им, и Саша была уверена: если его порезать – он будет кровоточить золотом. Сколько еще можно употребить слово «золото» в отношении одного человека? Бесконечное множество раз.

– Жаль только, что повод настолько печальный, Валентина. Не представите мне своих подопечных?

Они разомкнули рукопожатие, и Саша мысленно выдохнула: Валли не превратилась в золотую статую. Представления Саша слушала равнодушно, Валли не нервничала, была подчеркнуто нейтральна. И как ей это удавалось? Саша рассматривала ее расправленные плечи и прямую спину, надежно зажатая на диване между Мятежным и Грином. Когда услышала собственное имя – Александра Озерская, – Саша вздрогнула, наполнив комнату звоном перышек. Изумрудные глаза сфокусировались на ее лице, Саша наконец подняла взгляд. Будь как Валли. Не дрогни.

Когда их взгляды встретились, Саша была готова. Она улыбалась, она почти удивилась: он смотрел пристально, будто считывал лицо, будто узнавал.

– Мы могли встречаться?

Саша издала негромкий смешок, провела рукой по волосам, перышки звенели. Иван ловил звук, будто он тоже казался ему знакомым. Сашу застало врасплох, насколько мягко и вкрадчиво звучал ее голос, она ждала, что будет тотально растерянна, но игра почему-то ее забавляла. Высокие потолки его королевского люкса, внимательный взгляд (она чувствовала еще один, скальпирующий – вероятно, принадлежащий Виктору). Он упирался ровно ей в висок. И все это было безумно весело, это было ново, и это не было Центром. Пахло иначе.

– Если только я окажусь вашей потерянной сестрой. – Саша потянула себя за прядь волос, указывая на очевидную схожесть в цвете. – В остальном, к сожалению, маловероятно.

Если Саша была до конца честной с собой, то она не была уверена, что ей жаль. Ровно в эту секунду она ощутила прикосновение чьей-то ладони к спине – жест простой, но якорный, призванный удержать ее. Она не посмела обернуться, но момент развалился на кубики, чужое прикосновение было знакомым. Было своим. Было отсюда. Зрительный контакт был разорван, и Саша была благодарна Грину – она почему-то решила, что это Грин – за своевременное спасение.

– Потрясающая смена, Валентина. – Он сам едва ли был многим старше их, на вид в районе двадцати пяти, но это то, как они работали. Перерождались заново в схожих декорациях, вырастали, постепенно вспоминали себя и на каком-то этапе повторяли ровно тот же сценарий. Сказка была записана путем множества повторений на самой земной тверди. Иван проходил этот путь множество раз, и все они были для него, да и для Виктора тоже, всего лишь декорацией. Жизнь скольких людей, простых людей, смертных людей, не застрахованных бесконечным циклом, гарантирующим их душе и их разуму, даже их памяти своеобразное бессмертие, он изменил необратимо? И даже не заметил.

Иван занял кресло напротив них, Виктор замер рядом, его рука легко, естественно легла на край спинки: он обозначал присутствие, не более. Саша прищурилась, Виктор тем временем произнес негромко:

– Валентина, не введешь нас в курс дела? Вне протокола, разумеется. – И, черт возьми, он мог покрыть инеем их ресницы, если бы стоял ближе. Саша за это была почти благодарна, потому что дышать золотым медом было невыносимо.

Мятежный рядом фыркнул, громко, с вызовом. Саша в очередной раз восхитилась отчаянному суицидальному порыву, вот Виктор – и от одного взгляда на него мороз по коже, Виктор и армия мертвецов за его спиной. И вот Мятежный, у которого ничего нет, кроме невероятной силы и способности быстро восстанавливаться. Жилистые руки, узкие бедра, широкие плечи и глаза чернее самой ночи. Невероятно смертный Мятежный. В присутствии Виктора он ощущался почти хрупким.